…Мне его подарила Рахи, мое сари. Из какого-то особого хлопка, мягкое-мягкое. Так и хотелось зарыться в него лицом, ткань легкая, как пух, так приятно было его ощущать…
Я смотрю по сторонам. Действительно никого нет. Значит, мне не показалось и с мозгами у меня полный порядок, в отличие от моих родственничков. Возвращаюсь в дом и прикидываю, из чего бы соорудить новое сари. Занавески на окнах совсем короткие, одно название. Срываю со своей кровати простынку, надсекаю ножом и рву на две части. Потом сажусь пить чай, хотя мне совсем не хочется.
10
— Это кто? Здрасте.
— А вы угадайте. Ну?
— Ивонна.
— Точно! А как вы догадались?
— Это не так уж сложно, честное слово, я могу поговорить с Мириам?
— Но она спит.
— Ах, черт… простите. Понимаете, я очень спешу. Ивонна, выручайте, хочу попросить вас об одном одолжении… Вы не могли бы мне помочь? Да, я понимаю, ворвался среди ночи, но… Вы не могли бы ко мне выйти?
— Ну что, как идет лечение?
— Ивонна, милая, мне сейчас не до разговоров, в другой раз. Вы не могли бы дать мне какую-нибудь одежду — для Рут. Что-нибудь удобное.
— Что прикажете принести? Платья или брюки? Наверное, все-таки парочку платьев?
— Вам виднее, уверен, вы сумеете найти оптимальный вариант, кто же, как не вы.
Стою под деревцем на тропинке, уже стало чуть-чуть светлее, ночь безлунная, но звезды еще видны. Южный Крест, Пояс Ориона, но не уверен, я не изучал карту южного неба. Что у них тут, Юпитер, Сириус, хвост Большой Медведицы? Очень оно у них тут ясное, небо, и это замечательно, ничего не скажешь. В Нью-Йорке никаких тебе звезд. Дьявол, куда эта тараторка запропастилась? Три сорок восемь, то есть почти четыре, бред какой-то, все мои мысли крутятся вокруг сари.
Это просто одежда или нечто большее? Некоторые из моих коллег считают, что отобрать «униформу» — устаревшая методика, примитивный прием, примерно то же, что отрезать косичку —
Стрелки доползают до четырех, и меня прошибает пот. Болван! Я обязан был все это предвидеть! Хорош: оставил Рут одну, без присмотра, как какой-то неопытный новичок… Дьявольщина, я становлюсь таким же заторможенным, как ее милые родственники.
— Вы принесли вещи? — спрашиваю я.
Но уже сам вижу: принесла, и еще успела надеть туфли на каблуках и шорты, такие, что короче некуда.
— Да-да, вот они, и знаете, я прихватила для нас кофе.
— Я не могу, Ивонна, ни минуты…
— Но… но это мой вам подарок… мне хотелось немного вас подбодрить… вы ведь так стараетесь, столько напрасных усилий…
Ее глаза влажно блестят, и вот уже катится по щеке слеза, оставляя черную от туши полоску. О господи, я сдаюсь, тем более что мне давно хочется пить.
— Ладно, уговорили. Делайте свой кофе.
4.20, 4.21, 4.24. Наконец-то разливает по чашкам и протягивает одну мне, отводя назад локон, потом второй, третий, локонов у нее до черта.
— Ну что, рассказала вам Рут о своих сокровенных мыслях?
— Немного.
— О-о-о, как ей повезло, что она с вами. Есть с кем поделиться. А меня тоже иногда посещают странные мысли, правда-правда. — Она постепенно переходит на шепот и придвигается ближе. — Робби думает, что у меня кто-то есть, он нашел письма.
— Вот как. — Я сочувственно киваю.
— Да, Робби жутко бесится и хочет набить ему морду, только он никогда не догадается, кто это. — Она делает глоточек. — Хотите, я скажу кто?
4.35!
— Ну еще бы.
Ее щеки делаются пунцовыми.
— Я! Я сама их написала! Они ужа-а-асно красивые и ужа-а-асно романтичные.
— В самом деле? — бормочу я, немного растерявшись. Такая роскошная куколка, зачем ей все эти дешевые трюки?
— Поймите, — она вздыхает, — у меня с Робби никаких отношений, ну, понимаете, о чем я… Я занимаюсь любовью только с кинозвездами.
Я настолько заинтригован, что наливаю себе еще полчашки. Ивонна закрывает глаза.
— Да-да.
Она признается, что вырезает из модных журналов фотоснимки своих кумиров и наклеивает их — изнутри — на стенки комодных ящиков. А когда ложится в постель к Робби, то оставляет один из ящиков открытым. И воображает, что ее ублажает Киану Ривз, или Том Круз, или кто-то еще из киношного бомонда.