В комнате вдруг стало тихо-тихо. Рут смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Оказывается, она способна сидеть абсолютно спокойно: не почесывает руку, не качает ногой, не подергивает носом. Это в первый раз.
— А вы что?
— Погоди минутку.
Я отпиваю из стакана воды, немного расплескивая, и приходится вытереть дрожащие пальцы.
— Ну? И что же было дальше?
Я снова начинаю говорить, но снаружи, откуда-то сверху, доносится характерное механическое жужжание. Я умолкаю на полуслове. Мы смотрим на потолок, потому что звук мотора становится все громче, это — самолет. Рут, разумеется, тоже его слышит. Из окна видно, как он снижается.
— Что это с ним?
— Не знаю.
— Тут где-нибудь поблизости посадочная площадка?
— Понятия не имею, наверное, он что-то разбрызгивает.
Она слышать ничего не хочет о самолете, ее интересует лишь то, что у нас с Сингхом происходило дальше.
— Что я? Да ничего. Собрал вещички и сбежал из ашрама, причем побег мой был обставлен в духе третьесортного триллера. Два года… целых два года я там проторчал и сам не понял, как превратился в жалкого раба. Боже, как я тогда трясся, кожей чуял, что он где-то рядом меня подкарауливает! Я выскользнул через черный ход на грязные задворки. Оглянулся — никого. Иду, а сам думаю: закрыты ворота или нет? Только дойдя до последнего дома, разглядел, что они закрыты, но боковая калитка — ура! — распахнута настежь. Прибавил шагу, только что не бегу. Как назло, меня замечают несколько моих знакомых, я пытаюсь быстренько от них отвязаться, на ходу треплю загривок нашего пса, Манги. И тут появляется ОН, Сингх, преграждает мне путь. Он грозен в своей красной хламиде, он смотрит мне в глаза, и мне сейчас придется его обходить. Но только я делаю первый шаг, он начинает рычать, очень громко и натурально, настоящий лев. «Уррр, уррр». С каждым моим шагом он рычит все громче, а когда я оказываюсь рядом, рык становится до того свирепым, что сердце у меня уходит в пятки. И в этот момент он шипит:
Р-р-р-р-р-р-р — опять тот самолет. Я прислушиваюсь, Рут спрашивает:
— О господи, что же он имел в виду?
— Он? Ну… я так понял, что… гм… он обиделся на то, что я не воспылал и ему не удалось меня трахнуть.
Рут обдумывает мои слова, водя пальцем по ободку стакана.
— А вам не кажется, что он действительно вас любил?
— Рут! Мне казалось, что он — Бог!
— О-о!
Еще немного подумав, она наконец вроде бы меня поняла. Следя взглядом за самолетом в окне, бормочет:
— Да-a, как-то фигово вышло.
Дры-ЫЫЫнь!
Это заверещал мобильник, мы подскакиваем от неожиданности. Я вынимаю его из кармана. Звонит Мириам, голос у нее дрожит, она еле дышит.
— Как вы там, как Рут?
— Она слушает, сейчас очень ответственная стадия.
— Да? Прекрасно. Вы слышали мотор самолета?
— Да, слышал.
— Прекрасно, а то… ха-ха, тут такой кошмар. Ха-ха-ха. Нам позвонили из диспетчерской, служба дорожного авиаконтроля. Знаете, им только что позвонил летчик.
— Понятно. А в чем, собственно, проблема?
— Они… ха-ха-ха… спрашивают, не требуется ли помощь, что будто бы там у вас рядом с домиком — какой-то знак.
— Что?!
— Ну да, слово, сложенное из камней…
— …Они сейчас приедут?
— Нет-нет, я сказала, что это просто шутка. Больше ничего не пришло в голову.
А, черт, что же делать? Выскакиваю и несусь к камешкам, которые Рут сегодня раскладывала. Действительно из них сложено нечто, хорошо заметное сверху — белые камни на фоне терракотово-красной земли: «ПОМОГИ». У «и» не хватает последней палочки (не успела!), оно похоже на латинское «V». Victoria, победа. Ясно: «вау, мы победим». А я-то, хорош, куда смотрел! Это уж совсем… Окончательно потерял бдительность, кретин. Вот она, месть за сари… Я обязан был предвидеть какую-нибудь ответную выходку. М-да, наш договор относительно трех дней Рут интерпретирует слишком вольно. Я готов бросить ей вызов, сделать нечто неожиданное для всех.
Тихонечко вхожу в дом, глаза мои какое-то время привыкают к свету. Рут лежит на полу, на животе, болтает ногами. В руках у нее — фотография. Я вижу, как она прижимает ее к губам. Неслышно подкрадываюсь. Осторожнее… останавливаюсь почти рядом с ее головой.
— Что сделал бы гуру с непослушной ученицей?
Она пылко целует фотографию с изображением стоп Баба, даже не замечая, что я рядом.
— Не зна-а-аю, — с вялым равнодушием.
— Сказал бы что-то вроде: «Пока предупреждаю, но чтобы больше ничего подобного!»? Или сделал бы вид, что ничего не заметил?
Она переворачивается на правый бок, не выпуская из руки фотографию.
— За систематическое непослушание он просто вышвырнул бы из ашрама.
— И по-твоему, это было бы справедливо?
Она на миг задумывается:
— Да, в общем, да.