В блаженном угаре

Ищу и никак не могу отыскать ключи от машины. Обычно я храню их в определенном месте: вешаю на крючок у двери или кладу в верхний ящик туалетного столика. Проверил и крючки, и ящики — ни черта. Куда же я их, дьявол меня дери, засунул? Пытаюсь вспомнить, представить, куда их понес, стараюсь изо всех сил, даже звенит в голове. Ни единого проблеска. Тогда пытаюсь рассуждать логически, но не получается. Начинаю шарить везде подряд. На холодильнике, на подоконниках, на скамейке, за диваном, на кресле… Пот уже струями катится из-под мышек. Я осматриваю машину: может, так и болтаются в зажигании? Я уже просто лопался от ярости, когда нащупал их поверх приборного щитка: лежат, раскалились на солнце чуть не докрасна. Я вернулся в дом за Рут: безвольное, обмякшее тело оказалось очень тяжелым. Я — о боже! — чуть не уронил ее, подходя к машине. Пот застилал мне глаза.

— Все будет хорошо, любимая, потерпи, ненаглядная моя. — Я поцеловал ее в затылок и осторожно уложил в багажник.

…И вот я еду, а в голове неотступно крутится: когда же она очнется? Я твержу себе, что я совсем несильно ее ударил, совсем тихонечко стукнул. Я точно помню. Вот только доедем до шоссе, и я смогу переложить ее на заднее сиденье, и мы с ней поедем в мотель. Боже милостивый, я люблю ее… перед глазами — тело Рут, раскинувшееся на двуспальной кровати, в тот момент, когда она перестала противиться, позволяет целовать пупок.

Я настолько увлекся созерцанием пупка, что не заметил «тойоту». А они уже машут мне, я — им, хо-хо, ну прямо как в зеркале. Робби, Тим, Ивонна. Буду делать то же, что они. Я не воспринимаю их, они кажутся мне какими-то грубыми голограммами. Обтираю физиономию подолом юбки.

— Привет! Это мы!

Робби, он за рулем, радостно вопит:

— Ну и как она, годится?

— Кто?

— Машина, говорю, ничего?

— A-а, вполне.

— Отлично.

— Вы не видели Рут? — спрашиваю я, решив, что лучше сразу перехватить инициативу…

Тим смотрит на меня и что-то шепчет Робби, тот тоже смотрит и шепчет в ответ.

— Н-нет, — говорит Робби. — А где она?

Я закашливаюсь.

— А я-то надеялся узнать у вас. Разве она не вернулась на ферму?

— На ферму? — На щеках Тима вздуваются желваки, он закуривает. — Так что же, черт возьми, произошло? Ее кто-то увез?

В горле першит нещадно, я не могу сдержать очередной пароксизм кашля:

— Кха-кха-кха-а. — Краем глаза вижу длинные шеи, некоторые из них двигаются, шей становится все больше.

Целое стадо длинношеих тварей выбивают по дорожному полотну свое «стаккато». Опять они, эму.

— ТАК ЧТО?! — взвизгивает Тим. — Кто-то ее увез?

— Скорее всего. Кха-кха-кхм. Она ушла, и нам лучше не терять времени. Я собирался проехать вдоль реки. — Включаю газ, но проклятые птицы загородили весь обзор, и я не могу отъехать. Ивонна вылезает из машины Робби и пробирается сквозь стадо. Одна «пташка» пытается ее клюнуть, но Ивонна кричит на нее и отбивается стильной сумочкой.

— Я поеду с вами!

Только ее мне не хватало!

— Ивонна! Не стоит, честное слово!

Но она уже открывает дверцу.

— Не стоит, — повторяю я, но она будто не слышит, только ресницы опустились и тут же взметнулись вверх.

— Я поеду. Это Робби попросил. Говорит, вдруг ей понадобится помощь, чисто женская. Вам, мужчинам, не понять, какие страдания приходится нам иногда испытывать. Физические, я имею в виду.

Она усаживается и пристегивается ремнем, на лице — ни тени печали, полная беззаботность и, я бы сказал, бесшабашность. Пытаюсь изобразить на своей физиономии такую же беззаботность.

— А когда это случилось?

— Час назад. Час-полтора.

— Ай-ай-ай, ну надо же!

Робби давит на гудок, эму разбегаются. Он подъезжает ближе. Ч-ЧЕРТ.

— Да?

— Умх, когда она… исчезла, точное время?

Как робот повторяю:

— Час назад. Час-полтора.

— А как это могло произойти?

— Я задремал.

— То есть она могла и раньше… исчезнуть?

Я молча пожимаю плечами.

Тим цокает языком и с ненавистью цедит:

— Ты-ы…

Продолжить он не решается и, яростно затянувшись сигаретой (ало вспыхивает пепельный кончик), швыряет ее в окно, недокуренную наполовину. Мне тоже вдруг хочется закурить.

— Не пожертвуете и мне одну? Окажите милость.

— Я думал, вы не курите.

— Не курю. — Он протягивает мне сигарету. Я действую напролом: — Вам, наверное, все-таки стоит проехаться до домика. Вдруг она вернулась?

— Заметано. — Робби, наклонившись, подносит зажигалку — вспыхивает язычок пламени, и мне сразу делается нехорошо. Безмозглый я кретин, надо было скорее сматываться… Представляю, что сейчас готов выдать Тим относительно моей персоны, какие похвалы Всевышнему. Зеркальце, зеркальце, что тыему покажешь?Ничего хорошего. Потную осунувшуюся физиономию, размазанные тени на веках, помадунемыслимого медного цвета. Взмахнув на прощание рукой, я включаю сразу третью скорость, вкус у сигареты отвратительный, все одно к одному, полный аврал. Предлагаю сигарету Ивонне — не хочет, она хочет общения.

— Надеюсь, Рут вела себя прилично. Молоденькие женщины лю-ю-юбят иногда поиздеваться, уж я-то знаю, хи-хи-хи.