В богатстве и в бедности…

Прохладное французское вино придало особый вкус трапезе и сняло напряжение Элизабет. К ее несчастью, Кристофер вышел к ужину в светлых брюках и белой рубашке из тончайшего хлопка, подчеркивающей красоту его мускулистых рук и плеч, и только что данное ею себе обещание не обращать внимания на его внешность, было тут же забыто. На голову Кристофер повязал яркую красную бандану, которая должна была, по-видимому, поддерживать волосы, чтобы они не мешали, когда он склонялся над тарелкой.

Готовясь к ужину, Элизабет сменила свой наряд на скромный брючный костюм из бледно-голубого шелка. Перед этим она приняла душ и тщательно уложила волосы.

— Вы слишком пристально смотрите на меня, — мягко подметил Кристофер.

Он поднял стакан с вином, сделал небольшой глоток и стал разглядывать ее сквозь стекло бокала. Она почувствовала неловкость от его взгляда, но гордость заставила ее не отводить глаза и не краснеть от смущения.

— Я восхищаюсь вашими волосами, Кристофер, — задумчиво сказала она. — Любая женщина была бы счастлива иметь такие.

— Спасибо. А мне очень нравится, как вы одеваетесь. Сколько же костюмов вы привезли с собой?

В первый момент Элизабет смутилась от его слов. Но смущение быстро сменил гнев.

— Что вам может нравиться во мне? — вспылила она. — Вы же считаете меня практичной бессердечной стервой. Почему бы вам прямо не сказать об этом?

Кристофер улыбнулся.

— Вы уверены, что вам дано читать чужие мысли?

— То, что вы думаете обо мне, понять несложно.

— И вы не скрываете своего отношения ко мне, — парировал он. — Что, кстати, очень обидно. Маргарет наверняка хотела, чтобы мы были терпимее и добрее друг к другу.

— Почему вы так думаете? — не унималась Элизабет.

— Потому что передо мною стоит нелегкая задача убедить вас остаться жить на острове. Я думаю, этим объясняется странное условие в завещании Маргарет. Она, видимо, полагала, что вы влюбитесь в это место, заболеете им, как и ваши предки.

— В таком случае ей бы пришлось разочароваться.

— Неужели вы так тверды в своем намерении продать дом? И нет никакой надежды на компромисс?

— О каком компромиссе вы говорите?

— Вы могли бы оставить этот дом, чтобы иногда приезжать сюда на отдых. Со временем вы бы так привыкли и полюбили это место, что вам не захотелось бы возвращаться на материк. А я бы мог присматривать за домом, если вы этого захотите. Несколько часов назад вы предлагали мне деньги. Вместо этого предложите мне работу смотрителя вашего дома, и я соглашусь.

Именно твое присутствие в первую очередь и мешает мне принять это решение, а вовсе не отвращение к жизни на острове, зло подумала Элизабет, а вслух сказала:

— Мне очень жаль, Кристофер, но идея содержать огромный дом для того, чтобы провести в нем четыре недели в году, кажется мне абсолютно неразумной. Я бы предпочла сдать этот дом в лизинг или заплатить кому-то, кто управлял бы пансионом вместо меня. Вы бы согласились? — Общение с ним по телефону она, может, еще как-то выдержала бы, но не более того.

— Нет, — решительно ответил Кристофер. — Не этого желала Маргарет. Она хотела, чтобы вы, ее родная плоть и кровь, жили здесь и любили этот дом так же, как она.

— Звучит весьма романтично.

— А Маргарет и была романтичной натурой. Она была совсем не похожа на тех женщин, с которыми я знаком, — сказал Кристофер и многозначительно посмотрел на Элизабет.

— Если бы тетя Маргарет на самом деле хотела, чтобы я жила в этом доме, — чеканя каждое слово, проговорила Элизабет, — она бы не исчезла тогда из моего кабинета, а объяснила бы мне причины их разрыва с моей матерью. Не думаю, что смогу спокойно жить в доме, не зная, что произошло под его крышей. А теперь, похоже, об этом никто никогда не узнает.

Кристофер помолчал, затем сделал большой глоток вина.

— А Одри вы об этом спрашивали?

— Да. Но она не имеет ни малейшего представления о причине разрыва между Элинор и Маргарет.

— Что ж, раз даже Одри не знает, вряд ли вы найдете человека, который поможет разобраться в тайнах вашей семьи.

— Я так и думала! Если, конечно, Маргарет не рассказала вам, — произнесла Элизабет, глядя прямо в его глаза. — Она рассказала вам, Кристофер?

— Нет, — решительно отверг он ее предположение, — она ничего не говорила мне об этом.

Элизабет огорченно вздохнула.

— Трудно поверить, что она никому так и не рассказала о ссоре и не оставила ключа к разгадке этой тайны.

Кристофер промолчал в ответ. Он взял бокал вина и отпил еще глоток. В его движениях чувствовалось раздражение. Он не скрывал, что предпочел бы прекратить разговор. Это задело Элизабет. Даже не подумав о том, что ее собеседник мог устать от ее допроса, она восприняла его нежелание продолжить разговор как намек на то, что ему откровенно скучно с ней.