В бой идут...

Света вдруг прыснула, а потом и засмеялась:

- Митя, у тебя сейчас такое лицо... Ну почему вы, мужики, до старости - дети? За что вам такое счастье? Давай уж лучше стихи друг другу читать, раз уж разработчики игры нас в пионерлагерь отправили. Мне понравилось, как ты Заболоцкого декламировал.

Я не выдержал, и тоже засмеялся.

- А давай.

- Знаешь, что у меня любимое у Заболоцкого?

- «Хорошая девочка Лида»? Что-то я себя совсем Шуриком чувствую[128].

- Нет, «Лида» это Ярослав Смеляков - улыбнулась Светлана. - А у Заболоцкого я люблю заюзанные по всем каналам «Облетают последние маки»

Жизнь растений теперь затаилась
В этих странных обрубках ветвей,
Ну, а что же с тобой приключилось,
Что с душой приключилось твоей?

Как посмел ты красавицу эту,
Драгоценную душу твою,
Отпустить, чтоб скиталась по свету,
Чтоб погибла в далеком краю?

Пусть непрочны домашние стены,
Пусть дорога уводит во тьму,-
Нет на свете печальней измены,
Чем измена себе самому.[129]

- Нет, - не согласился я, - про душу у него самое крутое другое стихотворение. Помнишь, даже песня у «Круиза» была?

Не позволяй душе лениться!
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!

Не разрешай ей спать в постели
При свете утренней звезды,
Держи лентяйку в черном теле
И не снимай с нее узды!

Коль дать ей вздумаешь поблажку,
Освобождая от работ,
Она последнюю рубашку
С тебя без жалости сорвет.

- Всю жизнь я по этому стихотворению живу, - отозвалась Светлана. - Только так. Только так, и никак иначе. Знаешь, когда я это поняла? Не когда мы под эту песню в пионерлагере плясали. Много позже - уже после Никиты. Это муж мой. Он очень хороший мужик был, поумнее меня и много сильнее. Русский богатырь такой, Добрыня. Господи, как я радовалась, что по себе деревце нашла. Таким как я, всегда очень непросто было мужика вровень себе найти, не сочти за бахвальство. А потом он как-то незаметно решил, что бога за бороду взял, и расслабился. Позволил душе лениться. Ну и плохо все кончилось, в общем. Это же 90-е были. Вот после этого я полной ложкой нахлебалась. От души накормили. Но зато урок навсегда выучила - не дозволяй душе лениться.

Повисло молчание. Чтобы снять неловкость, я спросил:

- Свет, утоли любопытство. Не обижайся, но ты не производишь впечатления тургеневской барышни. Опять же, образование у тебя техническое, ты говорила. Откуда у тебя столько стихов в голове?

Светка захихикала и опять придвинулась поближе:

- Это еще на втором курсе было, в общаге. Был у меня ухажер, причем не наш, из Политеха, а университетский, с английской филологии. Тогда в Томске всего один университет был. Хоть и филолог, но красивый был парень, видный. Ты не представляешь, какой лютой ненавистью меня тогда ненавидели все томские филологини! У них же всегда с мальчиками было не то что плохо, а вообще никак... А тут в кои веки что-то приличное объявилось и сразу на сторону ушло. В общем, ничего у нас с ним не сложилось, но на стихи он меня подсадил плотно. На всю жизнь. Ну что - продолжим наш поэтический вечер?

И мы продолжили: с Заболоцкого перешли на обэриутов, потом неожиданно перепрыгнули на шестидесятников: Рождественского и Вознесенского, Евтушенку мы оба не любили. Потом Светка отбежала в Серебряный век и бомбардировала меня всякими надсонами и гумилевыми, я же из вредности отбивался советской официальной довоенной поэзией.

- А вот помнишь у Гумилева, «Мои читатели»? Там ведь все реальные люди упомянуты:

Старый бродяга в Аддис-Абебе,
Покоривший многие племена,
Прислал ко мне черного копьеносца
С приветом, составленным из моих стихов.
Лейтенант, водивший канонерки
Под огнем неприятельских батарей,
Целую ночь над южным морем
Читал мне на память мои стихи.
Человек, среди толпы народа
Застреливший императорского посла,
Подошел пожать мне руку,
Поблагодарить за мои стихи.

- Ну, это прием весьма расхожий, - парировал я, - сравни у того Симонова: