В бой идут 2 (СИ)

- Да не, мы по делу, - отозвался Тарасик. - Взяли подряд на зачистку подвалов ваших от крыс (он вытащил из рюкзака и продемонстрировал стражнику старостин ключ), но нас маловато осталось, сейчас к нам подкрепление должно прибыть. Вот и пришли проконтролировать, чтобы вы их случайно на лангет не пустили.

- Какой еще лангет[4]? - оскорбился стражник. - Мы тебе кто - демоны-людоеды, что ли?

Семеновна злобно наступила Тарасу на ногу, и милейше улыбнулась стражнику.

- Да господь с тобой, служивый! Ты его не слушай, он у нас дураковатый. А если дураковатый становится при ключе, сам знаешь, его дураковатость сразу же вдвое увеличивается.

- Это точно! - хохотнул стражник, - Вон хоть нашего интенданта взять. Дурень-дурнем, язык узлом завяжешь, пока объяснишь ему, что тебе со склада требуется. Но зато при ключе. Уж так он этот ключ любит, что, по-моему, и в сортире с ним не расстается. Сидит и любуется.

Стражник заливисто заржал, и, успокоившись, предложил:

- Ладно, садитесь вон там, в теньке. Портал оттуда как на ладони, если вдруг ваши полезут, сразу кричите.

Кивнув, мы отправились в тенек. Тенек - это правильно, время перевалило за полдень и жара становилась совершенно непереносимой. Не спасал даже ветерок - было полное ощущение, что сидишь под струей мощного промышленного фена.

Семеновна быстро отбила Митричу сообщение «Скачите, лошади, скачите![5]» и села в тени, отдуваясь:

- Ну и жара... Как эти маугли здесь живут? Здесь можно яйца в пыли придорожной запекать.

- Вот ты заладила со своими маугли... - отозвался я. - Ты у Киплинга что ли, ничего, кроме «Книги джунглей» не читала?

- А как их еще называть? - отмахнулась Семеновна. - Маугли - они маугли и есть. Можешь считать меня расисткой, если что.

- Да ладно тебе. Киплинг сам индусов еще хлеще называл.

- Например? - искренне заинтересовалась Семеновна.

- Например, «наполовину демонами, наполовину детьми». В своем знаменитом неполиткорректном стихотворении «Бремя белых». У нас обычно первую строфу переводят как:

Неси это гордое Бремя -

Родных сыновей пошли

На службу тебе подвластным

Народам на край земли -

На каторгу ради угрюмых

Мятущихся дикарей,

Наполовину бесов,

Наполовину людей[6].

Хотя у Киплинга черным по белому было «half-devil and half-child».

Внезапно заинтересовался даже Тарасик:

- Фига себе он расист, оказывается. Сейчас там за такое сразу - белый билет и «стоп-лист» во все средства массовой информации. Хотя, справедливости ради, сказано очень точно. Уж я-то на них насмотрелся, они и в самом деле во многом как дети. При всей их хитрости и уме - так же, как дети, хвастаться обожают, так же на «слабо» ведутся с полпинка... Да там вообще весь набор младших классов.

- Ну, «стоп-лист» не «стоп-лист», - ответил я, - а с Киплингом англичане уже много лет и впрямь не знают, что делать. С одной стороны - расист, империалист и жутко неполиткорректный тип. Поэтому без особой надобности стараются о нем не вспоминать, ограничившись сравнительно невинными «Книгой джунглей» и знаменитой балладой «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись». С другой стороны...

- Эй, демоны!!! - вдруг крикнул стражник. - Это не ваши лезут?

Судя по крикам «Ничего страшного, работаем четко, как на тренировке!» и «Что ты замер, баран, танкуй, танкуй, агро набирай!» - это были не наши. Но я, как и все остальные, на всякий случай вгляделся в лица рискнувших пришельцев.

- Не, это не наши!!! - вдруг заорал Петька. - Рубите их в капусту, дяденька, выносите к чертям собачьим!

И, снова присев на корточки, пояснил нам:

- Это Малиновский с дружками. Он меня в девятом классе «жиртрестом» обозвал. Так что там «с другой стороны», Дмитрий Валентинович? Очень интересно, вы же знаете, я читать люблю.

Я только горловой покачал. Ольга с Семеновной хихикали, Тарасик традиционно был невозмутим. O sancta simplicitas![7] Но я продолжил свою речь, не комментируя петькино поведение.

- С другой стороны, Киплинг, как к нему не относись, один из лучших английских поэтов, и совершенно точно - самый великий певец великой Британской империи. Той самой, над которой никогда не заходило солнце. Никто лучше его не воспел Империю и уже не воспоет. Поэтому, сколько я знаю, пусть не афишируя - британцы его и читают, и помнят. Как может англичанин, например, позабыть эти строки?

Наше море кормили мы тысячи лет

И поныне кормим собой,

Хоть любая волна давно солона

И солон морской прибой:

Кровь англичан пьет океан

Веками - и все не сыт.

Если жизнью надо платить за власть -

Господи, счет покрыт!

Поднимает здесь любой прилив

Доски умерших кораблей,

Оставляет здесь любой отлив

Мертвецов на сырой земле -

Выплывают они на прибрежный песок

Из глухих пропастей дна.

Если жизнью надо платить за власть -

Господи, жизнью платить за власть! -

Мы заплатили сполна!

Нам кормить наше море тысячи лет

И в грядущем, как в старину.

Нам, давным-давно пошедшим на дно,

Или вам, идущим ко дну,-

Всем лежать средь снастей своих кораблей,

Средь останков своих бригантин.

Если жизнью надо платить за власть -

Господи, жизнью платить за власть,

Господи, собственной жизнью за власть! -