В бой идут одни штрафники

От траншеи к ним бежали трое немцев. Один прямо на них. Двое других охватывали Васинцева и Юлдашева с флангов. Лейтенант, похоже, тоже был ранен. Автомат его валялся в примятой траве без диска. Васинцев никак не мог справиться с проволокой и просунуть под нее раненого пулеметчика. Юлдашев пытался помочь, скрипел зубами, ругался по-узбекски и впустую загребал ногами.

– Стоять, иван! Halt! – кричали немцы.

Иванок взял в прицел того, что слева. Самый рослый, он и бежал быстрее других. На ходу перекидывая через голову ремень карабина, немец свободной рукой потянулся к кинжальному штыку, висевшему на ремне. «Фонари», повешенные над проволокой немецкими наблюдателями, настолько хорошо осветили пойму, что Иванок не хуже, чем днем, видел перед собой движущуюся цель. Выстрелил в середину корпуса. Он знал точно, что попал, хотя немец какое-то время продолжал бежать. Перезарядил и тут же выстрелил в бегущего справа. Тот, выронив винтовку с примкнутым штыком, опрокинулся в траву со всего размаху, телом обмякшим, как будто из него в одно мгновение выдернули позвоночник. Остался один. Но тот, видя, как быстро изменились обстоятельства, остановился и, пятясь и приседая на колено, начал стрелять из карабина. Иванок прицелился ему в ногу и выстрелил. Немец выругался и осел в траву. Убивать его было нельзя. Иначе немцы откроют по ним огонь из всего, чем располагают. И тогда им конец. А так они даже гранату не бросят, остерегутся. Чтобы не убить своего.

Воспользовавшись короткой заминкой, Иванок выскочил из воронки, подполз к проволоке и вытащил за край одежды Юлдашева, ухватил его за капюшон камуфляжного комбинезона и с силой рванул на себя.

– Давай, Иванок, давай! – хрипел Васинцев.

– Ты что, командир, ранен?

– Не знаю. В ногу ударило. Кость, видимо, цела. Только слабость. Надо скорей. Нога немеет.

Они перехватили Юлдашева за ремень и волоком потащили вперед. Бежали по узкому коридору, отмеченному белыми флажками. Спасибо саперам.

Пробежали шагов двадцать. Справа, в неглубокой воронке, лежал Казанкин и стрелял из автомата короткими прицельными очередями. Старшина прикрывал их отход.

– Быстрее, ребята! Быстрее! – кричал он.

Здесь, во второй линии, проход в проволочных заграждениях был готов. Саперы все сделали заранее.

Снова из немецких окопов ударил пулемет. И тотчас несколько мин накрыли его, утопив позицию в пыли и копоти. Как можно ночью разглядеть пыль и копоть? А левее на нейтральную полосу вышла цепь стрелков. Они шли в сторону немецкой траншеи, стреляя из винтовок и автоматов.

– Штрафники пошли, – сказал старшина Казанкин. Он отстранил Иванка и лейтенанта, перекинул узбека через плечо и, пружинисто приседая под тяжестью ноши, побежал к траншее.

Стрельба заметно ослабела. Немцы переключились на участок, где наступали штрафники. Неожиданно возникшая угроза заставила их перегруппироваться на правый фланг. Именно туда обрушился весь ураган огня, который способна создать пехотная рота, усиленная минометами и противотанковыми орудиями.

Командир штрафной роты капитан Солодовников метался по опустевшей траншее и материл и Воронцова, и разведку, которая, как он и предполагал, оказалась неспособна даже на то, чтобы вернуться назад без стрельбы и лишних потерь, и саперов, которые не проделали дырку в немецкой колючке, и старшину роты, который, раззява, попал под обстрел, потерял человека и разлил с перепугу половину сутодачи спирта, чем поставил под угрозу успех предстоящей операции. В конце концов он подбежал к старшему лейтенанту и закричал:

– Белых! Черт бы вас побрал! С кем я теперь в бой пойду? Давай скорей ракету на отбой! Пусть возвращаются! Пока всех не перебили!

– Подожди, капитан, – стиснул зубы ПНШ. – Видишь, мои еще там. Я сам знаю, когда отбой давать!

Немецкие «фонари» теперь гирляндой висели над атакующим полувзводом штрафников. А немного правее выползала к траншее группа разведчиков. Передвигались разведчики медленно, тащили раненых.

– Белых, прошу тебя! Они ж сейчас на проволоку полезут! – Капитан Солодовников не отрывал взгляда от цепи штрафников, которые приближались к первой линии проволочных заграждений. Он вдруг увидел среди них, во второй цепи, высокую фигуру младшего лейтенанта Воронцова и крикнул первому попавшемуся ему на глаза человеку:

– Кто разрешал?! Кто разрешал Воронцову идти вместе со взводом?! Что смотришь, Сороковетов? Давай огня! Почему не подавлен пулемет? Огонь по пулемету!

– Товарищ старший лейтенант приказал прекратить огонь. Чтобы, говорят, своих не задеть, – виновато забормотал минометчик. – Да и немцы сейчас…

– Сороковетов! Огонь! Какие еще приказы?! Кто тут приказывает?!

– Капитан, прекратите истерику и отмените свой приказ! – закричал, соскочив с бруствера, старший лейтенант Белых. – Вы что, не понимаете, что на карту поставлена судьба дивизии? А может быть, даже корпуса!