В бой ради жизни

А затем резко упала на колени и, закрыв лицо руками, громко разрыдалась. Все остолбенели, уже в который раз ощутив шок от очередной Лидочкиной выходки. Егор опустил носилки и быстро подбежал к рыдающей во весь голос девушке. Он припал на колени и обхватил её голову, прижав к своей груди.

– Лидочка, милая, что с тобой!? Прекрати, ты нас сейчас всех погубишь, – и Егор ещё сильней вдавил её голову в свою грудь, ощущая тепло её губ.

Но Лида продолжала биться и рыдать в его сильных объятиях. Петренко стоял рядом, тоже ничего не понимая, направив автомат на немца.

– Лида, замолчи! Иначе я тебя сейчас придушу! – в самое ухо кричал ей Егор, затем резко ударил её по лицу.

Это возымело действие. Лидочка мгновенно смолкла и опустила голову. Егор, тяжело дыша, продолжал держать её за плечи. Петренко тревожно озирался по сторонам.

– Ну успокойся, успокойся, дурёха. Ну что на тебя опять нашло? Понимаю, сколько тебе пришлось пережить, но это война, милая. Понимаешь, война, и надо, стиснув зубы, привыкать, – с пробудившимися отцовскими чувствами продолжал успокаивать Лидочку Егор, обнимая и гладя её по спине.

Девушка молча выскользнула из его объятий и встала. Она взяла в свои руки голову Егора и развернула в сторону праздничной деревенской площади. Егор подчинился её действиям и стал всматриваться в ночную даль. Постепенно он различил силуэт виселицы в центре площади и нескольких людей, повешенных на ней.

Егор окаменел, продолжая стоять на коленях с вывернутой шеей. Затем он повернулся к Николаю и показал рукой в сторону виселицы.

– Вижу, командир, вижу, – дрожащим голосом произнёс Петренко.

– Кто там, Лидочка? – хрипло произнёс Егор.

– Там мои подруги, в том числе и Нюша, и мой дедушка Никифор Ксенофонтович. Вы его видели, когда заходили к нам, – уже спокойным и каким-то убийственно серьёзным, не детским голосом произнесла Лидочка.

– Помним, помним, родная, – тихо и всё так же хрипло произнёс Егор.

Затем он медленно встал с колен и вновь обнял босую и растрёпанную девушку в оборванной одежде с отуманенным и обезумевшим взглядом, боясь за её психическое состояние.

– Так, милая, никому мы тебя теперь не отдадим, и даже тётке, хотя ты всю жизнь на неё должна молиться. Какой ценой она спасла тебя, не выдав никому. А сейчас ты должна успокоиться, и мы пойдём в эту, ну как её… Малоросьяновку. А там видно будет.

Он ещё продолжительное время стоял так, обнимая Лидочку, склонив голову на её плечо и ощущая неведомое ещё чувство от близости девушки.

– Товарищ лейтенант, её плач могли услышать, и сейчас могут прийти сюда. Нужно уходить, – нарушив молчание, проговорил Петренко.

– Что ты, Николай? О чём ты говоришь? Да для этих псов-живодёров женский вопль как бальзам на душу, как сладкое вино на пиру стервятников.

Отстранив Лидочку, Егор подошёл к Петренко и попросил побыть рядом с девушкой. Затем молча развязал пленному руки и повёл его к виселице. Немца трясло. Не оборачиваясь, шёл он к месту казни, приготовившись к собственной.

Подойдя к страшному месту, лейтенант Красной Армии Егор Кузьмин резко развернул фашиста и с остервенением плюнул ему в лицо. Затем так же резко развернул и ногой пнул в спину. Тот, выгнувшись, то ли пробежал, то ли пролетел несколько метров и упал в грязь. А Егор, не оборачиваясь и не говоря ни слова, вернулся к своим.

Бывший пленный встал и медленно побрёл в темноту, затем присел на какой-то предмет и обхватил голову руками.

– Товарищ лейтенант, зачем вы его отпустили? – недоверчиво произнёс Николай.

– А что, надо уподобиться этим зверям и убивать пленных и безоружных? Нет, Петренко, здесь у этой виселицы я поклянусь, что, если бог милует, и меня в скором времени не убьют, я… я… – голос его сорвался и перешёл в надрывное хрипение: – Я за каждую эту девочку и старика уничтожу по сотне этих гадов. Коля, ты можешь себе представить, что это за люди? Повесить ни в чём не повинных детей из-за одного ублюдка-насильника.

Все молча стояли, опустив головы, даже Исмагилов пришёл на некоторое время в сознание и то опускал, то поднимал голову, пытаясь что-то сказать и утешить командира. Лидочка подошла и, в свою очередь, обняла Егора.

– Товарищ командир, теперь, пожалуйста, вы успокойтесь.

– Да, да, Лида. Всё, я спокоен. Простите меня за эту слабость, – Егор нежно отстранил девушку. – Всё, всё. Надо собраться, ребята, – сказал Егор, скорее обращаясь к самому себе.

И как только все вновь были готовы продолжить путь, возле сельсовета началась настоящая вакханалия. Во двор вывалила подвыпившая компания и начала стрельбу вверх из ракетниц и стрелкового оружия, сопровождая этот фейерверк шумными криками на немецком языке.

– Бесятся, – зло проговорил Петренко.

Немцы, постреляв, зашли в помещение, кроме одного, который продолжал палить из пистолета, падая и снова поднимаясь. Затем он кое-как дошёл до штакетника, перевалился через него и начал рыгать. Двое охранников, стоявших у крыльца, подошли к нему и нехотя потащили в помещение.