В борьбе за Россию

В Софии основалась большевитская ЧЕКА под руководством большевистскаго агента с кличкой Граф Душель и членами Чайкиным и Озол (последний убийца незабвеннаго болгарскаго генерала Радко Димитриева). «Дружбашские» руководители не могли не знать этого, но не безпокоили убийцу. Еще больше, Душель ездил даже в Чам Корию для свидания со Стамболийским, Эта ЧЕКА издавала смертные приговоры. Она осудила одного из деятельных, против советскаго режима, беженца Ген. Покровскаго к смерти. Большевитский агент Краснославский дал Трифонову особое вознаждение 50 тыысяч лева и тот с болшевитскими агентами исполнителями поехал в Кюстендил как с чинами Софийскаго Градоначальства. Завязывается перестрелка с Покровским.

IV ВЫНУЖДЕННОЕ «ЗАБОЛЕВАНИЕ» Париж, 13 Февраля — 24 Июня 1941 года,

(числа по нов. ст.)

Во время 2‑й Мировой войны, после оккупации Франции немецкими войсками в 1940 году, Русскаго Обще — Воинскаго Союза, Начальником коего я состоял со времени гибели Генерала Е. К. Миллнра (1937 г.) — продолжали свое существование.

Управление 1‑го Отдела РОВС-са находилось, по прежнему, в том же доме (с 1930) на рю дю Колизэ, под № 29. В среду 12 Февраля 1941 года, около полудня, в Управлении Отдела раздался, один из многочисленных в эти часы, телефонный звонок. Подошел к телефону, как обычно, В. В. Асмолов. Я был у себя в комнате, двери были открыты и я слышал, как Асмолов сказал по французски — «Генерал Витковский здесь» и затем переспросил — «его просят из сюртэ?» (Полиция безопасности).

Подойдя к телефону, я сообщил о своем присутствии. Далее произошел следующий короткий разговор. «Вы говорите по–немецкий?» — спросили меня. «Да, немного», — ответил я. «Вас просят пожаловать в «Зихерхейтсполицей» (полиция безопасности) на улице Соссэ (где до оккупации помещалось французское Сютрэ) завтра, 13 февраля, в 10 часов утра, приемная на 3‑м этаже».

В четверг 13 фервраля ровно в 10 часов я прибыл «Зихерхейтсполицей» и был проведен в главное здание на 3‑й этаж, в приемную комнату. Около 10 с половиной часов вошел господин средних лет, в штатском платье, и обратился ко мне с вопросом — я ли генерал Витковский и говорю ли я по–немецкий. Я вместе с тем он извинился за опоздание. Я зказал, что по–немецки говорю, но предпочитаю иметь переводчика. Господин вышел и через некоторое время вернулся с переводчиком, немцем, говорившим по–французски.

Мы сели у письменнаго стола и пригласивший меня господин положив возле себя два листа бумаги с отпечатанным текстом на немецком языке — прочел содержание. Текст был краткий, другой лист оказался вторым экземпляром. Затем переводчик перевел прочитанное по–французски. Содержание бумаги было примерно следующее: По распоряжению немецких властей, стоящий во главе Русских Воинских Организаций Генерал Витковский, временно, не должен заниматься ни политической ни организационной работой, а следовательно, не может и продолжать исполнять свои обязанности Начальника Отдела РОВС‑за. Означенное решение секретное и должно быть проведено в жизнь немедленно.

Естественно, я был поражен подобным распоряжением и стал задавать вопросы. При этом указал, что наше отношение как к французским, так и к немецким властям, было всегда лояльное и что наша главная цель была и есть — борьба с коммунистической властью в России для освобождения Русскаго Народа и возстановления Национальной России.

При этих моих словах оба немца переглянулись, улыбнулись и пригласивший меня господин ответил, что ныне СССР является их союзником, в силу чего я и не должен заниматься политической и организационной работой и оставаться на своем посту. Далее, этот господин сказал, что наша организация может продолжать существовать, но при условии выполнения вышеуказаннаго секретнаго распоряжения, а теперь, я должен «заболеть», о чем объявить и назначить своего заместителя. Затем, он подал мне перо и попросил подписаться под прочитанным текстом, в двух экземплярах.

Прежде чем подписать предложенную бумагу, я пытался выяснить все недоуменные вопросы, но немец упорно повторял, что я должен временно отойти от работы, не должен даже появляться в Управлении на Колизэ, что распоряжение это секретное, а в случае его нарушения, как в отношении меня, так и всей организации — будут применены «санкции». Мне ничего больше не оставалось, как выполнить требование и я расписался на обоих экземплярах. Переводчик ушел, а господин, пригласивший меня, проводил меня до выхода из здания.

Насколько я понял, принятая против меня мера являлась результатом требований Советской власти. Мне этого не сказали, но по тем взглядам, которыми обменялись немцы и по той фразе, что «ведь мы теперь находимся с СССР в союзе», — иначе объяснить мое устранение невозможно.