В бухте Возвращения

Игорь Росоховатский В БУХТЕ ВОЗВРАЩЕНИЯ

Загремела якорная цепь — кольцо об кольцо, — приковывая корабль. Японское море коротко охнуло, плюнуло брызгами, пеной.

Слава стоял у борта рядом с Валерием, вглядывался в тёмную воду, угадывал большую глубину. Где-то там скрывается ответ на загадку. Он подумал о своём тёзке из лаборатории Михальченко и о тех двух аквалангистах… Что увидели они в морской глубине в последние минуты жизни? Их трупы всплыли на поверхность, как до того всплывала мёртвая рыба, без ран, без малейших повреждений, без признаков удушья. Только в некоторых местах на коже виднелись красные пятна, да у одного из спортсменов на лице застыла улыбка — не гримаса, означавшая всё, что угодно, а самая настоящая весёлая улыбка. Что развеселило его прежде, чем убить?

— Слава, помнишь уговор? — спрашивает Валерий. Не поворачивая головы, Слава кивает. Но Валерий, как видно, смотрит не на него, а на воду, и повторяет вопрос.

— Я не меняю решений, — говорит Слава. (Это правда, и он любит это повторять.)

Ему кажется, что Валерий улыбается…

Вода тащит на гребне несколько мёртвых рыбин и бросает их о борт. Ветер доносит сладковатый запах мертвечины. И, как отмечалось всеми побывавшими в бухте за последнее время, здесь совсем нет чаек. Они каким-то неведомым чувством ощутили опасность и покинули бухту.

Пришла тишина, недобрая, неоднозначная, — тишина перед чем-то, что должно случиться.

На палубу выкатился Никифор Арсентьевич Тукало и густым своим баритоном сообщил, что приготовления окончены. Слава передал с ним распоряжение, и через несколько минут низко над палубой на талях повис рыбообразный серебристый батискаф.

— Пошли, — сказал Валерию Слава и направился к батискафу.

Они постарались расположиться поудобнее — конечно, насколько это возможно. Скрипа и кряхтенья лебёдок они уже не слышали. В иллюминаторах потянулись жемчужные цепочки и исчезли. Стёкла словно задёрнулись чёрными шторками извне и внезапно покрылись серебристой амальгамой. Это ударили прожекторы.

Слава отрегулировал их, и мир за иллюминаторами медленно прояснился. Он казался Славе пустым и неподвижным, хоть и вспыхивал десятками оттенков под лучами прожекторов. Слава понял: он казался таким потому, что в нём не было жизни — не проплывали колокола медуз, не мчалась стрелой от яркого света рыба-телескоп. Только мёртвый осьминог проплыл вверх, и его щупальца висели, как увядшая ботва.

У пульта вспыхнул красный огонёк, и раздался сухой стрекочущий звук. Слава и Валерий одновременно повернули головы. Да, это защёлкал счётчик Гейгера. Он уловил невидимую опасность, не имеющую ни цвета, ни звука, ни запаха.

Валерий вопросительно взглянул на Славу, но тот успокаивающе улыбнулся. Излучение пока не страшно, количество рентген не достигло контрольной цифры. Они продолжали погружение под нарастающий аккомпанемент счётчика. Потом пошли над самым дном, которое в лучах прожекторов выглядело особенно объёмным и рельефным. Каждый камень был необычно выпуклым, различались все его выступы и впадины. И всё сверкало, как нарядная ёлка в огнях лампочек.

Но вот среди этого выхваченного из тьмы великолепия прожектор наткнулся на металлический блеск. Слава сфокусировал лучи двух боковых прожекторов. Теперь из вечной ночи выступила вся металлическая глыба. Это был огромный ящик, на котором отчётливо виднелось несколько латинских букв и хорошо знакомый всем зловещий знак.

— Контейнер… — хрипло проговорил Валерий начало фразы и додумал её окончание: «…с радиоактивными отходами».

Счётчик Гейгера захлёбывался щёлканьем, словно собачонка лаем, вопил об опасности, мигал красным светляком.

«Как новый сигнальный орган, созданный нами против созданной нами же опасности, — подумал Валерий. — И он приобретает всё большее значение».

Слава осматривал пустынное, без всякой растительности, дно. Стерильно, словно хорошо обработанная рана. Но почему? Радиоактивность здесь, если верить счётчику, не такая уж высокая, чтобы убить всё живое. «Если верить счётчику…»

Ему стало жарко. Пот выступил на лбу. Он нажал на рычаг — батискаф начал подъём. Усилием воли он заставил себя не выпустить из отсеков всю воду, чтобы пробкой вылететь на поверхность. Но и так батискаф удирал от контейнера слишком быстро, и у них перехватило дыхание.

В иллюминаторе мелькнуло несколько быстрых теней. Исчезли. Слава почти инстинктивно выключил боковые прожекторы, а носовой притушил почти на девять десятых. И тени появились снова.