В час дня, Ваше превосходительство

День накануне заседания посвятили осмотру Праги. И опять все по разрядам — кого повезли в легковых автомобилях, а кого в автобусах. Поднялись на холм, оттуда полюбовались видом на Прагу, благо чуть-чуть разветрилось и стало посветлее. Походили по Градчанам, осмотрели Старо Место, собор святого Вита, Карлов мост, постояли у «Минуты», посидели в пивной «Золотой тигр» — сразу всем места не хватило. «Мелочи» пришлось дожидаться, пока перворазрядники выпили по кружке «Пильзенского светлого» и съели по две шпикачки. И снова «мелочь» обидели — для них в маленькие кружки вместо «Пильзенского» нацедили какой-то немыслимой бурды и шпикачек дали только по одной, холодной.

Вечером Трухин пошел побродить по затемненному городу в надежде найти какое ни на есть развлечение. В темноте на Вацлавской площади набрел на маленькую — он любил маленьких женщин — проститутку. Она предложила зайти к ней.

Объяснились по-немецки.

— Совсем недалеко, герр. На Степанской, за углом.

Трухин подумал: «Заведет, стерва, во двор, а там ее «кот» меня прихлопнет».

Женщина, видно, поняла, о чем он думает, потянула за рукав:

— Не бойтесь, герр. Никто вас не обидит.

И добавила:

— И я чистая. Идемте, пан.

«Была не была», — решил Трухин.

Долго шли двором, поднимались по ступенькам, снова опускались. Проститутка торопливо вела Трухина за руку. Неожиданно раздались крики: «Хальт!» — хлопнули выстрелы. Трухин перепугался, даже вспотел: «Влип!» Но проститутка облегченно шепнула: «Пришли!»

Все оказалось прилично, даже по-семейному. Хозяйка сказала, что ее зовут Марта и что ей двадцать пять лет. Трухин усмехнулся — на вид ей было явно за сорок. Марта предложила на выбор — кружку пива или чашку кофе, понятно, эрзаца. Гость потребовал и то и другое.

Выполнив свои обязанности, женщина начала деловито одеваться.

— Зачем торопишься? — справился гость.

— Я провожу вас, иначе вы не найдете выход на улицу. А то после десяти, сами знаете, патруль — и к Печеку, а там гестапо…

— Что ты говоришь! Вот не знал. — У Трухина перехватило горло, он только сейчас понял слова Жиленкова, сказанные за завтраком. «Черт меня дернул лезть не в свое дело… Этот Майкопский — сила».

— Ну, если так, я у вас до утра.

— Тогда еще кофе, — предложила Марта.

— Ну, давай.

Марта все рассказывала и рассказывала.

— Чем я вас могу угостить? Серый хлеб да джем из свеклы. Обедаю я в столовой, я ведь работаю машинисткой в трамвайном управлении, в столовую я сдаю свой паек, забирают все, мне оставляют рыбий жир, а он противный, китовый, и немного овощей. Мы, пражане, привыкли к кафе. Мой отец дружил с паном Ирши Слимаком, он жил здесь, в Праге, на улице Молакова, дружил почти сорок лет и ни разу не переступил порога его дома. Отец говорил: «Дом, семья — это личное дело пана Слимака. Мой дом, моя семья — мое личное дело». Они сорок лет встречались в одной и той же пивной. Дамы — те в кафе. Было у нас такое «Славия», дорогое, но зато шикарное. В «Метро» собиралась интеллигенция, в «Унионе» — поэты, читали стихи… — Марта вздохнула. — Я была там всего один раз, с моим Душаном… Потом все кончилось… Скоро рождество, одно расстройство. Бывало, по всей Праге стук — выколачивают мебель, ковры. Все чистят, дверные ручки, как золото. А в магазинах! Свиные головы такие чистенькие, прямо поцеловать тянет. Колбасы толщиной, ей-богу, не вру, в полметра, длиной во всю витрину, такое, знаете, колбасное бревно. И на каждом углу продавали живую рыбу. В сочельник на столе должен быть карп. И цветы, цветы.

Марта бережно сняла со стенки позолоченную веточку, положила на ладонь:

— Видите? Это омела. Без нее нет рождества. Желаете, купите натуральную, зеленую, но можно и позолоченную. — Марта лукаво улыбнулась, даже похорошела. — Когда омела в доме, можно и согрешить, конечно, немножко, чтобы муж не узнал…

В дверь забарабанили. Марта испуганно шепнула:

— Облава!

Вошли двое немцев с автоматами на шее. Пожилой обер-лейтенант долго рассматривал серый, с полоской в верхнем углу паспорт Трухина, дважды сличал «лихтбильд» с натурой, осветив лицо Трухина фонариком. Отдавая паспорт, вежливо осведомился, где будет ночевать герр генерал — у мадам или проследует в отель?

Трухин смущенно пробормотал, что, пожалуй, заночует у мадам. Офицер козырнул:

— Гут нахт, генерал.

Утром Марта предложила кофе, кусок хлеба и немного коричневого джема.

— Пожалуйста…

Кофе Трухин выпил, от хлеба и джема отказался. Но Марта все подсчитала:

— Одно пивочко, два кофе, джем. Еще ночлег… Шагая по лужам, Трухин тоскливо думал: «Ободрала, старая карга».

Из воспоминаний Андрея Михайловича Мартынова

Малышкин, руководивший сборами в Прагу, разрешил поехать туда мне и Орлову. Я был доволен: мне поездка была весьма кстати, я мог получить сведения о сборище антисоветчиков, так сказать, на месте действия. Кроме этого, за два дня до отъезда я получил директиву Центра найти в Праге на улице Каменичка писчебумажный магазин, где продавцом Тибор Творжек, передать ему, что его сестра переехала на новую квартиру, и сообщить ее новый адрес. Очевидно, наш разведчик, работавший в Праге, потерял связь.