В час дня, Ваше превосходительство

Как ни прятали американцы Жиленкова и Малышкина, наши все-таки обнаружили их и потребовали выдачи.

Первого мая 1946 года Жиленкова и Малышкина доставили на обменный пункт. Очевидно, для того, чтобы избежать лишних хлопот, американцы сказали Жиленкову и Малышкину, что их везут представляться начальству, одели в новые костюмы, дали новые бумажники, вложив в каждый по сто долларов. Малышкин, узнав, куда его привезли, побледнел, а Жиленков, увидев советских офицеров, бросился бежать. Его нагнали и повели — он шел, еле передвигая ноги от страха, дрожал, кричал: «Не хочу! Не поеду!» Потом стих и попросил разрешения поговорить в последний раз с майором Сандерсом.

— Ну, что, выжали, как лимон, а теперь бросаете?

Американец пожал плечами и ответил:

— Се ля ви… Такова жизнь!

Сандерс попросил у Малышкина и Жиленкова бумажники. Они безропотно отдали. Американец вынул деньги, неторопливо переложил в свой карман, а пустые бумажники вернул, деловито заметив:

— Возможно, пригодятся вам, господа.

И, козырнув советским офицерам, направился к ожидавшей его машине.

Второго августа 1946 года рано утром мне позвонил Алексей Иванович Орлов.

— Добрый день, Андрей Михайлович. Сегодняшние «Известия» видел?

— Нет еще. А что там?

— Тогда слушай: «На днях Военная коллегия Верховного суда СССР рассмотрела дело по обвинению Власова А. А., Жиленкова Г. Н., Трухина Ф. И., Зверева Г. А. и других в измене Родине и в том, что они, будучи агентами германской разведки, проводили активную шпионско-диверсионную деятельность против Советского Союза. Все обвиняемые признали себя виновными… Военная коллегия приговорила всех к смертной казни через повешение. Приговор приведен в исполнение». Ну, вот и все, Андрей Михайлович. Что скажешь?

Что я мог ему ответить? Я сказал:

— Помнишь наш разговор в Берлине: как веревочка ни вьется, а конец будет…

С незабываемых майских дней 1945 года прошло много лет. Наверное, поэтому все, что я увидел и пережил в тылу врага — в Берлине, Летцене, Добендорфе, в штабе Власова, — все теперь кажется таким далеким. Это, наверное, и есть та самая «дымка времени»…

Тени прошлого промелькнули передо мной еще раз.

В конце октября 1967 года мне позвонил Алексей Орлов.

— Старина, хочешь побывать в Монреале, на Всемирной выставке? Мы теперь вольные казаки. Включать тебя в туристскую компанию? Летим?

На Шереметьевском аэродроме перед посадкой кто-то пошутил:

— До чего же все переменилось. До войны за такой перелет каждому из нас присвоили бы звание Героя Советского Союза. А сегодня мы позавтракали в Москве, пообедаем в самолете, а ужинать будем в Монреале!

В Монреале мы жили на улице Сан-Катрин в небольшом доме, снятом администрацией советского павильона для наших туристов. Рядом находилась станция метро «Попине», и это было очень удобно — через десять минут поезд доставлял нас на ЭКСПО.

В том же доме и в доме по соседству кроме туристов жили сотрудники нашего павильона, корреспонденты, здесь же остановились актеры и музыканты, выступавшие в концертах. По вечерам в доме было шумно — ходили друг к другу в гости, всюду слышалась русская речь, русские песни, как будто мы находились не в Канаде, а в Москве, на Ленинградском проспекте. Не хватало только резкого стука домино во дворе и яростных криков проигрывающих пенсионеров.

Паспорт в синей обложке, выдаваемый туристам для посещения павильонов, весь был в штемпелях — за десять дней я успел побывать в тридцати двух павильонах.

В наш павильон я заходил утром — узнать новости, посмотреть свежие газеты. Через главный ход не проберешься: ЭКСПО закрывалась через несколько дней, а поток посетителей не уменьшался — огромная очередь выстраивалась задолго до открытия, и казалось, ей не будет конца.

Администрация советского павильона пропускала своих туристов через служебный вход. Но и через него пройти было не так просто — и здесь осаждали десятки людей, умоляли захватить с собой, протягивали паспорта, просили поставить советский штемпель.

Утро 28 октября было свежим. С реки Святого Лаврентия дул холодный, совсем уже осенний ветер. Обычно мы с Алексеем Орловым доезжали на метро до станции «ЭКСПО», находящейся неподалеку от павильона США, затем шли пешком по «космическому» переходу, соединявшему остров Сант-Элен с островом Нотр-Дам. До нашего павильона минут десять ходу. И на этот раз мы не изменили привычному маршруту. Миновали «космический» переход, повернули к павильону Туниса. Очаровательная девушка стукнула по моему паспорту печаткой и пожелала приятно провести время, знакомясь с ее страной… Вскоре я ушел, Орлов остался.

Если бы я знал, какая у меня впереди встреча, я, возможно, задержался бы. Впрочем, нет, я бы наверняка заторопился еще больше.

У служебного входа в наш павильон, как всегда, стояли десятки людей. Способ для беспрепятственного прохода через толпу существовал один — достать советский паспорт и идти, держа его на виду, — люди охотно расступались, умоляюще смотрели в глаза (советский турист мог захватить с собой одного гостя).

Только я поднял над головой красную книжечку, как меня кто-то тронул за плечо: