В час, когда взойдет луна

— Он совершенно честно думает, что женщина сделала ему большой подарок, допустив до тела. И он этим подарком откровенно любуется и играет в свое удовольствие. Он очень быстро понял: не все тела прекрасны, но все своеобразны. И он целует женское, скажем, плечо не потому что там может оказаться эрогенная зона — а потому что ему очень нравится целовать это плечо. Что он и показывает.

Да, жители холмов — странный и неосторожный народ. Впрочем, возможно она считает, что раз уж Бондарев мне обязан, то и я для него безопасен…

— Мне должно нравиться?

— Любопытство тоже сойдет, — Майя снова легла. — Женщины тщеславны. Только убери микроскоп.

— Вообще-то это перископ. Попробую втянуть, — пауза, — вместе с ассоциациями. А со мной ты работаешь тот же номер?

— Это не номер. — Майя погладила свежий шов на его плече. — Ты и в самом деле мне интересен и приятен. Весь. От носа до хвоста. В том гараже… ты бы стрелял. Не ради меня — ради себя. Но мне и так нравится.

Она помолчала и добавила.

— Наверное, я нечаянно сделала тебе врага.

— А разве ты не почувствовала? Странно.

— Я не о Старкове, я о Сергее.

Ганжа? Подожди-ка. Я там был. Я видел, как он просил Майю. Он — просил. А она — отказала. И я не старший, так что особой разницы в статусе между нами нет. Какой же он должен был сделать вывод? Если он пойдет наводить справки, а он такой, что может, — вывод будет примерно следующим: мы стали любовниками — или, по меньшей мере, она мне приглянулась — еще там, в тюрьме, доля правды в этом, кстати, есть, и я, используя властные полномочия, ее вынул, заодно разогнав по углам всех обидчиков помельче и отправив Старкова на луну. То есть, сделал для нее то, чего не сделал он. М-да. А я ему еще про посттравматический шок объяснял. Какая прелесть. Впрочем, если подумать, очень неплохо получилось. Очень. Плохо то, что вышло оно случайно.

— Хорошо, что ты дала подписку о неразглашении.

Майя удивленно вскинула бровь.

— То, что я дурак — государственная тайна.

— Ты не дурак, — вздохнула Майя. — Ты просто нездешний. Бака-гайдзин.

А вот тут ты не права. Я не нездешний. Я отсюда. Просто фон проявляется медленно, как на старинной фотографии. И это очень хорошо.

— Ты хорошо знаешь японский?

— Я знаю много разных слов на разных языках. Я, как и ты, любопытна.

— Попробуем еще раз?

— Мы оба сегодня работали, — сказала Майя. — Ты действительно хочешь? Я-то завтра досплю.

— Я еще как минимум сутки в отпуске.

— У вас бывает отпуск? — деланно удивилась Майя.

— Иногда, — он поддержал игру. — Идёт себе операция, идёт, и вдруг бах — ты уже в отпуске.

— А. Гадкий мальчик, опять царапина, — она провела пальцем вдоль самого длинного шва, потом сделала истерические глаза: — Молчи, тебе вредно разговаривать!

Целоваться, смеясь, неудобно — поэтому они не целовались.

Глава 9. Убить Билла

Перед подобным штормом, без сомненья,

Ад — легкомысленное заведенье,

Смерть — просто эля крепкого глоток,

А уж Бермуды — райский уголок.

Мрак заявляет право первородства

На мир — и утверждает превосходство,

Свет в небеса изгнав. И с этих пор

Быть хаосом — вселенной приговор.

Покуда Бог не изречет другого,

Ни звезд, ни солнца не видать нам снова.

Дж. Донн

Эйнар Густавсен в пределах Гесера ходил пешком. Если было что-то срочное — брал такси. Но редко. Врачи прописали ему как можно больше физической активности — а при его работе постоянные поезда, самолеты, автобусы — часы и сутки проводишь в железных коробках… Нужно хоть дома своё отыгрывать. Конечно, большинство датчан в такой ситуации предпочло бы велосипед, но у Густавсена после одной старой черепной травмы было не все в порядке с вестибуляркой.

Он как раз сворачивал к своему дому, когда столкнулся на дорожке с темноволосым слепым юношей в очках «искусственный глаз» и с тросточкой в руке. Даже удивительно, что слепой, оснащенный хорошим преобразователем изображения, налетел на человека, который шел себе по тротуару с положенной правой стороны, с постоянной скоростью, и даже специально чуть посторонился, чтобы не зацепиться за трость.

Во всяком случае, Эйнар Густавсен, псевдо «Твиг», удивился.

Потом ощутил укол в область сердца и понял, в чем дело.

Упал.

И умер.

О смерти господина Густавсена одновременно узнали две инстанции. Скорая помощь города Гесера — монитор Густавсена, зафиксировав остановку сердца, поднял крик на медицинских частотах; и заведующий проектным отделом фирмы «Сименс» в Копенгагене. В числе прочего, один из создателей монитора. Впрочем, судьба Твига интересовала его по причинам, не имеющим отношения ни к медицине, ни к электронике.