В час ворон

Я рассказала Оскару о масле пожирателя смерти и его исповедальных свойствах, как и о тех нескольких случаях, когда оно использовалось для убийства из жалости. Задним числом это кажется довольно тупым поступком, но его золотое сердце каким-то образом могло заставить вывалить все, будто на исповеди у священника. И он не дурачок. Масло можно было бы использовать и в ситуациях, где нет места жалости. Я не могу полагаться на то, что он будет вечно держать эту информацию при себе. Думаю, единственная причина, по которой он так долго молчал, — это невозможность объяснить рациональному человеку вроде шерифа Джонса, что мое тело производит слизь, которая убивает людей.

— Они ищут любую причину, чтобы арестовать тебя.

Офигенно.

Оскар притормаживает перед поворотом на мою подъездную дорожку, а затем останавливается. Цикады в гуще леса неподалеку заполняют тишину. Я поворачиваюсь к нему, не понимаю, почему он не едет дальше.

— Уэзерли. — Он кладет руку поверх моей. Я знаю, куда он ведет этот разговор, до того еще, как туда доберутся его слова. — Я знаю, что тебе больно. Терять кого-то близкого очень тяжело.

Я вытаскиваю руку из-под его. Его бабушки и дедушки еще живы. Что он знает о смерти?

Я отвожу взгляд к окну, чтобы не пришлось видеть жалость в его прекрасных карих глазах. Заталкиваю внутрь эмоции, рвущиеся наружу.

— Я не хочу сейчас разговаривать об этом. — Я выпрыгиваю из пикапа, но Оскар зовет меня по имени, и я останавливаюсь.

Его манера общения меняется, когда он перестает играть роль друга и начинает вести себя как заместитель шерифа:

— Случившееся было трагедией. Но если ты или кто-то в твоей семье сделал что-то или знает что-то, ты должна рассказать мне. Я на твоей стороне, но если я столкнусь хоть с одной уликой, указывающей на обратное, то арестую тебя собственноручно. Смерть Стоуна не вернет Адэйр.

Нож истины, который бьет меня в сердце.

— Но черт бы меня побрал, если смерть этого урода не доставляет мне огромного удовольствия, — говорю я и захлопываю дверь прямо перед его лицом.

Глава 10 Сковородка ясновидения

Одинокий фонарь на крыльце ждет моего возвращения домой. Но сперва мне необходимо кое-что проверить. Мне нужно удостовериться, что воспоминания не обманывают меня.

Из-под ступеней заднего крыльца я достаю жестяную коробочку для табака, которую дедуля передал мне перед смертью. Это чуть ли не единственное место, где бабуле не пришло бы в голову искать. Коробочка чуть больше пачки сигарет и заржавела по краям, но мне удается снять крышку. Я достаю побуревший комок ваты, чтобы добраться до того, что спрятано под ним.

Немногие дорогие мне вещи. Шотландская монета, с помощью которой ведьмачила прапрабабушка. Морская ракушка, которую я храню, сколько себя помню, — обещание матери. Вещь, которую я ценила, но до сих пор не могла припомнить почему — туманное воспоминание, которое ускользнуло и не возвращалось, пока шериф не показал мне то фото.

И ключ с зубчиками-зубами, который свисал у матери с руки.

Растрепанная ленточка, полоска тонкой ткани в цветочек, завязанная бантом, присоединяет ключ к латунной цепочке. Кривые зубы врезаются в ладонь, когда я сжимаю его, пытаясь выдавить драгоценные капли памяти из того последнего вечера четверга, который я провела с Адэйр, за четыре дня до ее смерти. Мне не хватило мозгов прислушаться к ней тогда. Я зажмуриваюсь, крепко сжав ключ, и пытаюсь вспомнить.

В окно спальни Адэйр я, как и много раз до того, ввалилась с ужасным грохотом.

— Когда ты поставила туда этот шкаф? — неверяще спросила я.

— Ты пьяная? — огрызнулась на меня Адэйр, не беспокоясь о том, что я едва не сломала шею.

Она сидела на полу в изножье своей односпальной кровати, с фэнтезийным романчиком в одной руке и банкой «Доктора Пеппера» — в другой. Она пробурчала что-то о том, что людей, которые испытывают родню на прочность и вламываются в дом через окно спальни, надо бы судить по всей строгости закона.

— Возможно. Но тетя Ви хлещет пиво со старшим Джо Счастливчиком на подъездной дорожке, а мне не хотелось с ними трепаться.

Я оценила раны на ногах. Воспаленные красные царапины покрывали лодыжки, угрожая кровотечением, но только угрожая.

— Ты не старовата для того, чтобы залезать в окно?

— Ты не старовата для сказок про фей?

— Не сказок, а фэнтези.

— А феи там есть?

Она прожгла меня взглядом. Я была права.

— Сделай мне одолжение. — Я села на пол рядом с ней.

— Я одолжениями не разбрасываюсь, — сказала она, не отрывая глаз от страницы.

— Подвинься. — Я притиснулась вплотную к ней, когда она не шевельнулась.

Она тихо ругнулась, зная, что я не оставлю ее в покое, пока она не согласится.

— Что? — Она заложила страницы книги карточкой с заклинанием сатурнии луны, чтобы не потерять место.

— Мне нужно, чтобы ты заглянула в мое будущее.

Она долго смотрела на меня. Я знала, что ей это не нравится, но не попросила бы, не будь в таком отчаянии. У тети Вайолет глядеть больше не получалось, а Уайт мог видеть только в огне, а не в отражающих поверхностях.

— Уматывай. — Она снова открыла книгу, возвращаясь к чтению.