…Стоик вынул из своего узелка пятую книгу «Рассуждений» философа Эпиктета, приведенных в порядок Аррианом и содержащих в себе учение, сходное с учением Зенона и Хрисиппа[18]. В этом сочинении, написанном, конечно, на греческом, мы читаем: умственные представления – «фантазмы» философов, которые душа воспринимает тотчас же при первом взгляде на вещи, зависят не от нашей воли, не произвольны, – они как бы насильно врываются в человеческий ум. Но согласие разума с восприятием, вследствие чего мы познаем, получаем понятие об умственных представлениях, – в нашей воле, как вследствие свободной деятельности человеческого ума. Поэтому, когда раздается какой-нибудь страшный звук или с неба, или от падения чего-либо или приходит неожиданное внезапное известие о какой-либо опасности, наконец, что-нибудь в подобном роде, – оно непременно заставляет дрожать, пугаться, бояться немного и душу философа – не потому, что она видит в этом явлении что-либо ужасное, но под влиянием быстрых, безотчетных душевных движений, опережающих суждение ума и рассудка. Но затем философ не воспринимает душою этих пугающих умственных представлений, напротив, не соглашается с ними, отрицает их, не видит в них ничего страшного для себя. Поэтому, говорят, разница между глупцом и умным – в том, что кажущееся глупцу под влиянием первого впечатления страшным и неприятным продолжает казаться тем же. Составив себе понятие о нем как о действительно страшном, он соглашается с этим и своим разумом, тогда как умный, изменившись ненадолго, на короткое время в наружности, в лице, не подчиняет разум восприятию, не меняет своего убеждения, по-прежнему держится того же мнения, которое всегда имел об этого рода явлениях, т. е. считает их нисколько не страшными и пугающими только своею обманчивою внешностью и пустым страхом. Это мнение, заимствованное из изучения стоиков, нашло себе последователя в философе Эпиктете, как мы видели из той книги, о которой упоминали выше.
Когда речь идет о пользе животных и спрашивают наше мнение, можно поступать и не всегда согласно с чувством разума.
Комментарии
Эпиктет (ок. 50 – ок. 140 гг. н. э.) родился рабом во Фригийском городе Гиераполисе. Имя Эпиктет – это рабская кличка, означающая «прикупленный». Известно, что в Риме Эпиктет изучал философию под руководством Эврата и стоика Музония Руфа. Когда и кем был освобожден Эпиктет, неизвестно, но в 94 г. он, будучи уже вольноотпущенником, вместе с другими философами был выслан из Рима по приказу императора Домициана. Эпиктет удалился в Эпир и здесь в городе Никополисе открыл собственную философскую школу. Умер Эпиктет в глубокой старости, успев завоевать и громкую славу, и покровительство императора Адриана, но не изменив своим стоическим убеждениям и киническому образу жизни.
После Эпиктета остались его «Беседы», записанные Аррианом (в восьми книгах, из которых до нас дошло лишь четыре), и «Руководство», от которого уцелели лишь фрагменты (благодаря «Комментарию на Руководство Эпиктета» Симпликия). Афоризмы Эпиктета сохранились в сочинениях Марка Аврелия, Максима Тирского, в «Цветнике» греческого писателя V в. Иоанна Стобейского. Некоторые сведения о нем сообщают Авл Геллий, Лукиан, Ориген. Последний, в частности, пишет, что в его время христиане очень усердно занимались изучением Эпиктета. Несколько раз его сочувственно цитирует Августин.
В настоящем издании публикуется перевод «Бесед» Эпиктета, выполненный Владимиром Григорьевичем Чертковым, близким другом и единомышленником Л. Н. Толстого. В письме к нему в декабре 1888 г. Чертков писал: «Посылаю вам, дорогой Л[ев] Н[иколаевич], только что оконченного мною Эпиктета – еще не переписанного набело, на случай каких-либо ваших поправок или отметок. Над этой книжкой я много поработал; прерывал работу и снова брался за нее по нескольку раз; не знаю только, насколько вышло успешно». Толстой ответил: «Вчера получил и вчера поздно вечером кончил Эпиктета. Превосходно! Очень, очень хорошо. Я знаю его и все-таки много вынес из вчерашнего чтения». Книга была издана в 1904 г. под названием «В чем наше благо?».
«Афоризмы» Эпиктета публикуются в переводе филолога-классика Василия Алексеевича Алексеева (1863–1919).