В черной жаркой Африке … [СИ]

— В Москву пока не сообщали. Мы полагаем, что все же существует возможность уладить ситуацию оперативно и бескровно. Ситуация очень деликатная. Главный военный советник беседовал с товарищами из здешнего ЦК партии, и товарищ Иванов тоже. Нас прямо-таки умоляют помочь лечению болезни Короля леопардов. Для них очень важно сохранить существующие отношения, очень…

«Ну, разумеется, — подумал я. — Серебро, медь и ценное дерево — экспортные товары, приносящие твердую валюту молодой республике. Вдобавок геологи говорят, что там должны быть и алмазы. Ну, и уж безусловно никому не хочется заполучить еще один очаг напряженности в сотне миль от столицы — таких очагов и без этого племени столько, что тушить замучаешься. В здешнем руководстве, кроме непременных идеалистов-романтиков, достаточно жестких прагматиков. В конце-то концов, самое жуткое, что может случиться — группу Колдуна изжарят и съедят под пальмовую водочку… А двум ответственным товарищам, партийному и военному, и вовсе ничего не грозит, кроме неприятных переживаний…»

«М-да, ситуация, — подумал я. — Сие осложняет дело. Королевския резиденций, расположена, в отличие от всех прочих, не на суше, а на небольшом островке одноименного озера. Куча островков, речушек и заводей, сущие камышовые джунгли, каскад озер, болота… Идеальное убежище».

— Теперь понимаете всю сложность ситуации? — спросил Петров. — Сухопутные силы задействовать невозможно. На борту наших кораблей есть морская пехота, но командующий эскадрой вряд ли нам ее выделит без прямого приказа из Москвы. Но даже если бы и выделил… Мало чем поможет.

— И вы, значит, хотите, чтобы мы…

— Больше просто некому, — угрюмо промолвил Петров. — Я прекрасно понимаю, что ваша группа — на особом положении, и приказывать вам что-то может только ваш Главный штаб. Даже если мы доложим все Москве немедленно…

— Я могу вас только просить… — сказал Петров.

Вот к нему я чувствовал некоторое сочувствие. Подобная просьба таила в себе толику унижения генерал-майора перед лейтенантом, пусть крохотную. И абсолютно все это понимают…

— Вы же коммунисты, в конце концов! — уже откровенно жалобным, срывающимся голосом Иванов.

Тишина настала гробовая. Мы имели полное право встать и уйти, даже не откозыряв на прощанье — поскольку были без головных уборов, да и без погон. И остались бы полностью чистыми перед командованием. И это понимали абсолютно все, даже, наверное, бледный, как стена, Иванов.

Как-то неловко опустив голову, я буркнул:

— Сделаем, что сможем…

Лица присутствующих просветлели, а что до Иванова, тот пребывал прямо-таки в экстазе.

— Товарищ лейтенант… — пробормотал он (честное слово, с увлажнившимися глазами!). — Как коммунист коммунисту…

Товарищ генерал-майор, вы готовы для успеха предприятия пожертвовать кое-чем?

— О чем вы говорите, товарищ лейтенант! — с превеликим энтузиазмом воскликнул приободрившийся Иванов. — Готов чем угодно…

— Прекрасно.

И в мгновение ока, ловко расстегнув булавку, снял с рубашки Иванова висевшую над двумя орденскими планками медаль в честь столетия со дня рождения В. И. Ленина. Иванов так растерялся, что не успел воспрепятствовать или хотя бы удивиться вслух.

…Я плыл на второй лодке, как и остальные, держась на глубине посудины — вряд ли королевские часовые так уж бдительно наблюдали за безмятежно чистой водной гладью. Товарищ Сидоров, надо отдать ему должное, умел работать на совесть — перед высадкой мы изучили полдюжины снятых с воздуха фотографий королевской резиденции, готовились серьезнейше, как и во времена всех прошлых операций. С учетом специфики этой, конечно…

А вот и берег. Береговая линия почти на всем протяжении, если не считать гавани, представляла собой крутой обрыв высотой примерно в метр, и на обрыве кое-где произрастали редкие рощицы — но именно такая точка высадки и годилась. Мысль человеческая работает по шаблонам. Как явствует из тех же снимков с воздуха, во время пребывания здесь короля его гвардия охраняет главным образом «гавань» и еще парочку отлогих мест, наиболее удобных для причаливания. Ну, и за воздухом послеживает.

Несколько секунд — и мы вчетвером стояли в рощице, держа стволы наизготовку, увешанные короткими мотками нейлоновых веревок и рюкзаками с медицинскими справочниками и наборами лекарств. Стояла тишина, разве что подавали голос неизвестные птахи. Время известное, самая жара, здесь в эти часы все, кто только имеет такую возможность, укрываются в тени, даже не особо дисциплинированные аборигены часовые.

В пределах видимости один-единственный часовой, не далее трехсот метров…

Бесшумно перебегая меж стволами, мы двинулись в ту сторону и вскоре узрели часового. Некоторые остатки бдительности тот все же сохранял — не забился куда-нибудь в тенечек, а лениво прохаживался над берегом.

Увидев его впервые, мы на миг испытали нешуточное удивление, и было от чего: показалось, что они вдруг оказались в далеком прошлом…