В черных шатрах бедуинов

— Мы не волшебники и не знаем, где верблюд. Мы только знаем, как он выглядит, потому что умеем читать следы. По отпечаткам какого-либо предмета можем представить себе сам предмет.

Кади спросил:

— Как это получается?

Тогда они ответили:

— По следам верблюда мы узнали, что он убежал, ибо рядом с его следами не было следов человека. По его манере щипать коренья с одной стороны дороги мы поняли, что он одноглазый. По тому, что след от одного копыта был глубже, чем от других, нам стало ясно, что он хромает. О том, какой груз верблюд везет, мы догадались просто: о меде — по роям пчел, о пшенице — по множеству муравьев, которые тащили зерна в муравейники…

Тогда судья с почетом отпустил бедуинов и велел крестьянину идти своей дорогой и самому искать верблюда.

Рассказ свидетельствует о том, что бедуины обладают такими же способностями читать следы, как и североамериканские индейцы: А. Думрейхер в своих мемуарах пишет, что двадцать произвольно выбранных бедуинов читают какой-нибудь след «средней трудности» одинаково. Но там, где он более сложен, такого единства во мнениях нет. Одни оказываются более опытными и искусными, чем другие. Несомненно, что высшего мастерства в чтении следов достигают те, для кого это занятие становится основной профессией; во всяком случае бедуинские следопыты могут опираться на сокровищницу опыта, накопленного многими поколениями. У них выработался инстинкт правильного толкования следов, оставленных на песке. Если бедуин когда-либо попытается солгать, то ничто не призовет его быстрее к порядку, чем точное, не допускающее ложного толкования свидетельство — оставленный им след. Этим объясняется и отношение бедуина к людям, не умеющим читать следы. Говорить этим людям правду о следах, с точки зрения бедуина, — совершенно напрасная трата времени. Отсюда и те трудности, с которыми связано получение от бедуинских следопытов четких данных о значении отпечатков. Следопыт сообщит свои соображения только тому, кто сам знаком с искусством чтения следов. Нередко чиновник, расследующий какое-либо преступление, не обладает соответствующими познаниями, и поэтому его часто водят за нос. Никогда не следует пользоваться услугами следопыта из того племени, члены которого каким-либо образом причастны к расследуемому событию. Следопыт нарочно будет давать ложное толкование следам, чтобы отвести подозрение от своих соплеменников, так как родственное чувство развито у него значительно сильнее, чем чувство долга. По этой причине рекомендуется брать следопытов из того племени, которое живет за много сот миль от места, где было совершено уголовное преступление. Эти следопыты не связаны семейными узами и будут идти по следу с надежностью ищейки и обязательно обнаружат преступника.

Тот же автор рассказывает о следопыте Эргиа из племени аулад-али, которого он нанял для борьбы с контрабандой. Благодаря ему были разоблачены десятки контрабандистов. Он с какой-то сказочной уверенностью находил нарушителей по оставленным следам. Эргиа особенно удачно подходил для работы в таможенном розыске, потому что раньше он сам долгие годы занимался контрабандной торговлей табаком и гашишем в пограничных районах Египта и прошел, как говорится, огонь, воду и медные трубы. Но однажды он попытался обмануть таможню. Эргиа увидел, что подозрительный след, обнаруженный тогда в Ливийской пустыне, был следом его двоюродного брата, провозившего контрабанду. Он попытался отвести подозрение от родственника, утверждая, что речь идет лишь о перевозке фиников на рынок в Мариуте. Но Сулейман, коллега Эргиа по таможенному розыску из верхнеегипетского бедуинского племени ма’аза, нашел на месте остановки каравана отпечаток холщового мешка на песке. В таких мешках в то время перевозили гашиш! Ма’ази опроверг ложную информацию Эргиа, и преследование каравана продолжалось. На следующий день патруль настиг его, и наркотик был конфискован.