В четыре утра

Глинский забыл про падающий в море самолет. Всюду, в разных направлениях, летят огненные пунктиры, их лучами разбрасывает что-то вертящееся на воде. Это что-то гудит, как самолет, нет, как два самолета! Вода в гавани кипит, волны прыгают на корабельные борта, звонко плещут! Некоторые из нацеленных в небо прожекторных лучей стремительно падают, и черная вода начинает пылать серебром.

С линкора "Петропавловск" передают в большой мегафон: - Выключить прожектора! Вы нас слепите! Приказываю выключить прожектора!

Голос настолько громок, что кажется, будто командует сказочный великан. Прожектора гаснут, гавань резко погружается в непроглядную тьму.

- Гидроплан! - над ухом мичмана кричит артиллерист. - Ура! Мы подбили гидроплан! Держи, а то удерет тягой мотора!

Конечно же, гидроплан! Все следили за одним, подбитым, горящим в воздухе, и упустили второй. А тот храбро сел на воду посреди врагов и мчится к выходу в залив. Глинский понимал: надо его не упустить, надо действовать! Он закричал: - Слушай мою команду! . .

Но его не слушали, потому что командовали все. Вдруг на корме за надстройкой зататакал пулемет, дал короткую очередь. Ох, лучше бы не давал! Огненные пунктиры метнулись к "Гори-славе", весь воздух наполнился огненными разъяренными мухами.

- Фосфорные пули! - изумленно крикнул артиллерист, - не иначе, как фосфор!

Крикнул и тут же как-то странно охнул. Глинскому показалось, что он увидел, на одно мгновение увидел черный ворс шинельного сукна и в этот ворс впилась огненная стрела, а за ней еще одна. И тут артиллерист всей своей тяжестью рухнул на мичмана.

- Арсений Иванович! - закричал Глинский. В ответ стон и яростное ругательство сквозь стиснутые зубы. И триказ: - Командуйте же, черт вас побери! Огонь по гидроплану!

- Огонь по гидроплану! - отчаянно заорал и Глинский, выпрямляясь. Огонь!

И огонь снова хлестнул по "Гориславе", словно привлеченный этим криком. Капли огненного дождя стучали по щиту орудия, прилипали к железу и гасли постепенно.

- Почему пулемет молчит?! - страшным голосом закричал командир.

Глинский не сразу понял, что голос такой громкий и такой страшный от того, что Ведерников кричит в мегафон и стоит он совсем рядом. Снизу, из-под мостика, послышалась ругань комиссара.

- Ленту, сволочь, заело... - Дальнейшее потонуло в стукотне пулемета.

Глинский, вытянув шею, силился понять: куда стреляют? Куда надо стрелять? Увидел белую борозду пены, что-то черное, летящее по воде. Это черное пронеслось мимо к выходу из гавани, напоследок еще раз блеснуло огненным дождичком. А за ним, по той же пенистой дороге помчалось еще второе, такое же непонятное, совсем утонув в бурлящих бурунах...

"Это не гидроплан, это другое..." Мысль не успела оформиться до конца, потому что в центре гавани одновременно грохнули два страшных взрыва. Столб дыма и брызг взлетел над линкором "Андрей Первозванный". Этот столб был выше мачт. Он немного постоял, раскачиваясь, и с шумом рухнул. Где был второй взрыв, Глинский не приметил. Он с ужасом смотрел на раненый линкор. Мачты "Андрея", уже заметные на фоне предрассветного неба, обе разом покосились и начали медленно склоняться вперед.

-  "Память Азова", "Память Азова"! - повторял, как попугай, сигнальщик.

"Почему "Память Азова", когда гибнет "Андрей"?" - подумал Глинский, но машинально повернул голову. "Память Азова", построенный еще в конце прошлого века, стоял в самой глубине ковша. Этот корабль служил базой подводных лодок.

"Память Азова" тонет! - кричал сигнальщик.

Слух Глинского, притупленный было близким взрывом, снова начал фиксировать звуки. Шум, плеск, крик, и сквозь этот крик слышались удары. Снова пушечные выстрелы. Теперь их несло со стороны залива. Какой-то корабль с близкого расстояния расстреливал ночных разбойников. За волноломом гавани один за другим на воде вспыхнули два костра, а еще дальше, в стороне, догорал третий костер. А корабль-защитник бил и бил, зло, хлестко, и видны были желто-зелено-красные вспышки от орудий.

И вдруг стрельба прекратилась. Вообще все прекратилось. Ночное наваждение схлынуло. Лишь привычно мирно солидным басом загудел небольшой буксирчик. Он деловито, хоть и торопясь, наискось бежал через гавань к раненому "Андрею", своему старшему товарищу, бежал помогать. Ему откликнулся второй буксир-работяга, уже подваливший к борту подбитого броненосца.

Светало так быстро, что можно было видеть уже почти все вокруг, только еще неясно, размазанно. А за волноломом все еще полыхали три костра.

Дежурный корабль, эскадренный миноносец "Гавриил", стоял на якоре на внешнем рейде, перед входом в военную гавань. На миниатюрном, тесном мостике скопился весь командный состав. Отсюда казалось, что в гавани происходит великолепный праздник с фейерверком. Из-за черной стенки волнолома взлетали кверху огненные вспышки орудийных выстрелов, раскачивались, словно танцуя, голубые столбы прожекторов. Необузданное веселье шло и на небе. Выскакивали из-за облаков серебряные крестики, огненными букетиками рвалась шрапнель.