В чём дело, Полли?

— Нет, чистое любопытство.

— Любопытство… — задумчиво протянул Мишель, смотря на меня сквозь стакан с водой.

— Я пойду…

После обеда мы с Питером поменяли шторы в гостиной на свежевыстиранные, а Аня отнесла старые в прачечную. На каких-то десять минут комната заполнилась ароматом цитрусовой свежести и засияла. Но шторы быстро впитали в себя затхлость и лавандовый дымок, и всё стало по-прежнему.

— Привыкнешь, — подмигнул Питер, заметив мой сморщенный нос.

— Звучит обречённо.

— Это ты слышишь обречённо. А звучит нормально.

— Даже спорить не стану. Послушай, Пит… Ты не знаешь, кто такая Люси Брекк?

Питер, до этого пребывавший в хорошем настроении, как-то осел и принялся суетливо сворачивать провод отпаривателя для штор.

— Мы же ещё не закончили. Ты куда?

— Мне… Там с фасада рама покосилась, миссис Беккер просила посмотреть. Справишься тут сама?

— Что-то не так?

— Полли, вечером поговорим, идёт?

— Вечером?

— Да, в девять мы с Аней будем играть в карты у камина. Приходи тоже. — Он спешно выбежал из гостиной.

Шустрый, крепкий парень превратился в напуганного глупой страшилкой школьника, при упоминании лишь одного имени. А ведь он пробыл здесь не так уж и долго. Нужно бы узнать, сколько уже здесь работает Аня.

Я ещё примерно час провозилась со шторами и отправилась на ужин. Для Мишеля и его гостей было накрыто в столовой. Но никто из них на ужине так и не появился. Мы поедали вкуснейшие ростбифы за маленьким столиком на кухне и смотрели, как остывают их порции. Питер без остановки травил дурацкие анекдоты, почти всегда забывая их концовки. Аня вежливо подхихикивала. А миссис Беккер выглядела ужасно печальной. Думаю, это всё оттого, что даже сам управляющий не слишком-то уважал её обожаемый распорядок дня.

— А когда гостей нет, Мишель тоже ест отдельно?

— К чему такие вопросы? — недовольно спросила Беккер.

— Любопытство…

Питер нарочно очень громко стал пересказывать сценку из какого-то ситкома, дабы я ещё что-нибудь не спросила у Беккер. Неужели он боялся, что следующий мой вопрос будет про Люси Брекк? Но я уже вся погрязла в собственных мыслях. Что заставило Мишеля отказаться от обычной жизни и поселиться здесь? Он слишком молод для затворника, слишком молод и хорош собой. Не буду спорить, что есть люди, которые мечтают о спокойной жизни в подобной глуши. Но Мишель чересчур амбициозный для такой работы. Линда говорила, что здесь или ищут что-то, или от чего-то прячутся. Относится ли это и к самому Мишелю? Ко мне относится.

Я хотела заглянуть в журнал регистрации, поэтому после ужина отправилась полировать стойку в вестибюле. Но, проверив всевозможные полочки и ящики, я обнаружила только совершенно пустую книгу жалоб и предложений и журнал регистрации посетителей без единой записи. Не нашлось и рекламной брошюры или даже паршивого телефонного справочника — не слишком странно, если задуматься — единственный телефон я пока видела только в кабинете управляющего.

Я понуро облокотилась на стойку и стала разглядывать висевшие за ней картины. Рабочий день подошёл к концу. Следовало поторопиться, чтобы успеть принять душ перед игрой в карты с Питером и Аней. Следовало бы, но я не могла оторвать глаз от неприметной, на первый взгляд, картины. Она была совсем крохотной и висела в самом углу между розовыми пионами и какой-то уродливой лошадью. Никто никогда не наткнулся бы на неё случайно. Она висела там для очень внимательного зрителя.

— Нравится? — внезапно донеслось из-за спины.

Я не удивилась, увидев Линду. Она снова курила и рассматривала больше меня, чем картину.

— Я не разбираюсь в искусстве.

— Однажды в какой-то галерее я повстречала слепого, который рассматривал картины. Я поразилась и не могла не спросить, как он это делает. Тогда он ответил, что смотрит картины сердцем, чувствуя вибрацию произведения и его энергетику. Не всегда, чтобы видеть суть, нужны глаза. Понимаешь?

Я пожала плечами и снова уставилась на картину. Но как бы я ни старалась, мне не удалось почувствовать ни малейшей вибрации. С какого бы ракурса я ни смотрела — передо мной по-прежнему было изображение человека, болтавшегося в петле. Висельник. Есть ли в этом что-то сакральное? Какую суть в этом можно увидеть? Тот, кто нарисовал это — хотел что-то сказать. Тот, кто повесил картину сюда — понял, что именно. Судя по хитрой ухмылке Линды, у неё на этот счёт тоже имелись какие-то мысли. А я смотрела и не видела. И чем дольше это продолжалось, тем меньше мне это нравилось.

— Следи за ним, ладно?

— За кем? За висельником?

— Ты не видела мою сестру?

— Нет. Так за кем мне следить?

— Куда же она запропастилась? — с искренней тревогой спросила Линда, выдыхая очередное облако дыма.

— Попробуйте спросить у Мишеля или миссис Беккер.

— Наверное, она где-то на улице. Не сходишь со мной, чтобы посмотреть?

— Не думаю, что это лучшая идея. Позвать миссис Беккер?

— Нет. Холодная она женщина. Обледеневшая… Мне с ней некомфортно. Я прошу о помощи тебя.

— Мне жаль, но я не имею права. Мишель разозлится, если узнает, что я опять с вами говорила.