В чужой стране

Цепи пересекли железнодорожную линию и двинулись в сторону леса. Но в последний момент, когда до леса оставалось меньше километра, появились танки врага. Они выкатились из-за высот, развернулись дугой и на большой скорости, наполняя степь чугунным гулом и громом пушечных выстрелов, устремились наперерез наступавшему Полку. Танков было не меньше пятидесяти. Они охватывали полк полукружьем, захлестывали с флангов.

И сразу же появились вражеские самолеты. Один за другим с устрашающим воем они кидались к земле, осыпая редкие цепи, залегшие на открытой, выжженной зноем равнине, пушечным и пулеметным огнем.

Вражеская пехота, отступавшая под натиском полка, теперь остановилась и, как только ушли самолеты, перешла в наступление.

Танки врага все глубже врезались в боевой порядок полка, рассекали его на части. Остановить их было нечем…

«Где же полки дивизии? Почему они не приходят на помощь?» — с отчаянием думал Шукшин, время от времени бросая взгляды назад, в сторону железной дороги. Полков не было…

Только пять лег спустя, после войны, случайно встретив одного из командиров полков своей дивизии, полковника Николаева, он узнал, как все произошло.

Когда полк Шукшина сбил противника у совхоза Ушица и, освободив дорогу на Торопец, стал прорываться к лесу, командир дивизии принял решение повернуть остальные полки на Торопец. Изменившаяся обстановка подсказывала, что это единственная возможность вывести дивизию. Полки прорвались, вышли из окружения. Но повернуть полк Шукшина обратно уже не было возможности. Враг бросил на дорогу танки и артиллерию и быстро закрыл брешь. Оставалась надежда, что полк Шукшина успеет выйти к лесу.

…Танки врага все туже сжимают железное кольцо окружения. Со всех сторон атакуют автоматчики. Силы полка быстро тают. Только в трех-четырех местах еще идут схватки.

Рядом с Шукшиным небольшая группа автоматчиков и лейтенант Василий Кучеренко — офицер одного из полков дивизии, присланный для связи. Кучеренко Шукшин знает хорошо. Когда они ехали на фронт и попали в пути под бомбежку, этот лейтенант, прозванный за огромный рост Голиафом, на ходу отцепил загоревшийся вагон с боеприпасами. О его подвигах в боях под Невелем и в Великих Луках дважды писала армейская газета.

Шукшин подполз к Кучеренко, толкнув в плечо, показал пистолетом влево, в сторону невысокого холма, где во главе горстки солдат дрался командир батальона капитан Кузнецов.

— Пробиваться к ним! Уходить к лесу!

Схватив винтовку, Шукшин рванулся вперед.

— За мной! Вперед!

Он выстрелил во вражеского автоматчика, штыком свалил другого и продолжал бежать. До холма оставалось теперь несколько десятков метров.

— Держись, держись! — кричал Шукшин, не слыша своего охрипшего голоса. — Пробивайтесь к лесу… К лесу!

Его опередил, заслонил собой Кучеренко. Огромный, в окровавленной и разорванной в клочья гимнастерке, он бросился навстречу гитлеровцам, схватился врукопашную. Винтовка, казавшаяся в руках этого богатыря игрушкой, со свистом обрушивалась на головы врагов.

Разбросав вражеских автоматчиков, Кучеренко, Шукшин и несколько красноармейцев прорвались к холму, залегли в мелком, редком кустарнике. Гитлеровцы открыли по холму бешеный огонь из автоматов и пулеметов. Пули неслись над головой, взрезали землю, поднимая фонтаны пыли, косили кустарник — ни пошевельнуться, ни приподнять головы. Но надо во что бы то ни стало прорваться вперед — только в этом спасение.

Шукшин, приподняв голову, бросил взгляд влево, вправо.

— Вперед!

Первым вскочил Кучеренко. За ним разом поднялись красноармейцы.

— Бей их, круши! — крикнул Кучеренко, опережая бойцов, и в ту же секунду остановился, словно ударился грудью о что-то твердое, схватился рукой за плечо. Но удержался на ногах. Пересилив себя, зажав рану, кинулся вперед.

Возможно, что эта небольшая группка, или хотя бы часть ее, пробилась к лесу, если бы в этот момент не повернули вражеские танки. Красноармейцы залегли на ровном поле, поросшем редкой бурой травой. Танки стремительно приближались, били из пулеметов; бойцы прижались к жесткой земле, вцепились глазами в надвигавшиеся грохочущие громадины. Нет, они не считали себя побежденными. Они думали в эти минуты только об одном — надо бить, уничтожать врага.

Передний танк уже в ста метрах. Еще минута, и он сомнет, раздавит… Кучеренко сжимает в руках гранаты. Он весь напружинился. Секунда… еще секунда… Чуть приподнявшись, Кучеренко кидает гранату, за ней вторую и припадает грудью к земле. Танк загорелся. Гранаты рвутся слева и справа. Но танки уже не остановить. Шукшин бьет из пистолета по бегущим автоматчикам, а в смятенном мозгу проносится мысль: «Только бы не взяли живым!»

Шукшин даже и на мгновение не мог допустить возможности плена. У Шукшина не дрогнула бы рука убить родного брата, если бы брат поднял перед врагом руки. Всей жизнью он воспитан так: биться с врагами Родины до последней капли крови…