В чужой стране

Поздно вечером они пришли в деревню Опповен, стоявшую у самой голландской границы. Жульян ввел своих друзей в каменный домик, потемневший от времени и облупившийся. Домик принадлежал старому шахтеру Хендриксу, человеку болезненному, не работавшему уже много лет. Единственный сын его погиб в шахте, все хозяйство держалось на двадцатилетней дочери Гертруде. Гертруда была любимицей всей деревни. Гибкая, стройная и светлая, как молодая березка, она покоряла всех своей веселостью. Парни ухаживали за нею наперебой, каждый был бы рад взять ее в жены, но Гертруда никому не отдавала предпочтения. Со всеми она была одинаково приветлива и на объяснения в любви отвечала шутками, звонким смехом.

Дома была одна Гертруда. Увидев Жульяна, бросилась ему навстречу.

— О, это ты… Как давно тебя не было у нас! Жульян обнял Гертруду.

— А где отец?

— В Мазайк уехал, в больницу. Совсем плох наш старик…

— Вот что, Гертруда, — Жульян подвел ее к своим друзьям. — Это русские… Вот их, — Жульян показал на Маринова и Зуева, — отведешь к Артуру. Он у немцев на хорошем счету, у него не станут искать, а товарища Констана ты проводишь в Мазайк, к Елене. Это нужно сделать сегодня же. Поняла?

Гертруда кивнула головой.

— Так ступай, сестренка!

Гертруда увела Маринова и Зуева в соседний дом.

— Ну, я пойду. Мне здесь задерживаться нельзя, — сказал Жульян Шукшину, когда они остались вдвоем. — Петер Новоженов тоже придет в Мазайк. Его приведет Жан… До встречи, Констан! Я буду скоро!

Вернулась Гертруда.

— Уже ушел?.. — она вздохнула, обиженно поджала губы, но, встретив взгляд Шукшина, улыбнулась. — Он всегда так, Жульян. Покажется на минуту и пропадет…

Давайте, камерад, ужинать. Нам далеко идти! — Она принесла кувшин с молоком, хлеб. — Пойдемте, я покажу, где умыться. О, и ваш костюм надо привести в порядок… В таком виде в Мазайк идти нельзя. Ничего, мы сейчас наведем блеск!

Если идти по главному шоссе, то до Мазайка не так далеко, километров десять-двенадцать. Но Гертруда повела Шукшина кружным путем, проселочными дорогами. Они подошли к Мазайку только на рассвете. Город стоял за каналом. В предутренней синеве едва угадывались очертания зданий. Но на острой башне костела, возвышавшегося над каналом, уже розовели отблески занимающейся зари.

Гертруда на минуту остановилась, окинула город зорким, быстрым взглядом и решительно направилась к мосту.

Каналы окружают Мазайк со всех сторон, войти в город, минуя мосты, невозможно. А на мостах днем и ночью дежурят полицейские или солдаты.

Когда они приблизились к мосту, Гертруда взяла Шукшина под руку.

— Вы мой папа. Мы идем на работу…

Дорога пустынна. Только у моста прохаживаются немецкие автоматчики.

Гертруда говорит нарочито громко, со смехом, будто рассказывает своему спутнику что-то очень веселое. Шукшин в тон ей восклицает по-фламандски:

— О, да! Да, да… Очень хорошо, дочка, очень хорошо!

Автоматчики смотрят в их сторону. Гертруда не обращает на них никакого внимания, продолжает увлеченно рассказывать. Поравнявшись с солдатами, она дружески кивает им головой:

— Доброе утро, приятели! Как дежурилось?

— Барышня, подожди, барышня! — Один из солдат устремился за ними.

— Тороплюсь на работу, некогда! — крикнула Гертруда и помахала солдату рукой. — Приходи в гости!

Они вышли на главную улицу. Небо уже посветлело, но фонари еще горели. Прохожие не встречались.

Из большого серого здания вышло несколько вооруженных немецких солдат. Шукшин прибавил шаг, но Гертруда сжала его руку, заставила идти медленнее. Послышалась громкая отрывистая команда, солдаты вскочили в открытый грузовик, стоявший у подъезда, и машина с бешеной скоростью пронеслась мимо Шукшина и Гертруды.

В следующем квартале их окликнул жандарм-бельгиец, стоявший у высоких железных ворот.

— Эй вы, куда вас несет? Комендантский час еще не кончился!

— На работу, приятель! — крикнула Гертруда. — Нам далеко идти. Может, проводишь, парень?

— Я провожу тебя, чертовка, в полицию!

— Ого, какой сердитый!

Наконец, большие здания кончились, пошли маленькие домишки. Гертруда облегченно вздохнула: «Ну, теперь мы дома!» Только потом Шукшин узнал, что девушка вела его самой опасной улицей — мимо гестапо, жандармерии, казармы охранного батальона. Почему она выбрала этот путь? Гитлеровцам никогда не придет в голову, что партизаны могут пойти ночью главной улицей — мимо гестапо и жандармерии. Гертруда, связная партизан, умела проникнуть в город в любое время.

Они дошли до конечной остановки трамвая и повернули к небольшому двухэтажному дому. Шукшин остался у крыльца, Гертруда вошла в палисадник и постучала во второе окно: три быстрых коротких удара, пауза и еще два удара.

Дверь открылась, и Шукшин увидел пожилую женщину со свечой в руках. Она была в длинном черном платье, наглухо закрывавшем шею; на груди блестел большой железный крест. Она походила на монахиню и одеждой и строгим лицом.

Гертруда объяснила, что привела русского. Женщина, прищурив глаза, всмотрелась в Шукшина и проговорила глухим грубоватым голосом:

— Идите в дом!