В чужом доме

И тогда хозяин принялся читать вслух:

— В связи с образованием в составе ВКТ местной секции работников кондитерской промышленности вы приглашаетесь на собрание, которое состоится в четверг вечером, в двадцать часов, в помещении Биржи труда. Надеемся… Примите и прочее…

Господин Петьо умолк, протянул письмо Виктору и обвел глазами стол.

— Подумаешь, собрание! — воскликнул Виктор. — Плевать я хотел!

— Вы не правы, — елейным голосом заметил хозяин. — Они вас так любезно приглашают, надо пойти.

— У меня другие дела найдутся.

— Так или иначе, в этом вопросе каждый из вас волен поступать, как ему вздумается, — сказал господин Петьо. — Во всяком случае, те, кто захочет, могут пойти… Я пораньше закрою кондитерскую.

— Ну, меня это и вовсе не интересует, — объявил Морис.

Жюльен промолчал. Не сказала ни слова и Колетта, но мальчик заметил, что она глядит на него.

— А вы, милая Клодина? — спросила госпожа Петьо. — Вы не получили приглашения?

Клодина сделала неопределенный жест, словно извиняясь.

— Вполне понятно, — вмешался господин Петьо. — Ведь она не продавщица. Она работает прислугой. А для этой категории, должно быть, имеется своя профсоюзная секция.

До конца перерыва к этой теме больше не возвращались. Как обычно, хозяин комментировал новости спортивной и политической жизни и поносил тех, кого именовал «левым сбродом» и «коммунистическим отребьем».

Жюльен слушал вполуха. Дома его отец постоянно повторял, что Народный фронт — сущая беда и что коммунисты доведут страну до гибели. Господин Петьо рассуждал так же, он только выражался резче и грубее, вот и вся разница. Сам Жюльен понятия не имел о том, что такое коммунизм и Народный фронт. Он лишь отмечал про себя, что хозяин непрестанно кричит о какой-то метле и всякий раз заявляет, что, коль скоро нельзя рассчитывать ни на полицию, ни на армию, нужно, чтобы отряды «Боевых крестов»[4] сами взялись за дело и смели с лица земли весь этот сброд, разлагающий Францию.

В тот день господин Петьо особенно неистовствовал, так что жена несколько раз его останавливала.

— Да не кричи ты так, — говорила она, — еще заболеешь! Ты все принимаешь слишком близко к сердцу, а в результате никто тебе и спасибо не скажет.

Хозяин на минуту умолкал, а потом опять принимался разглагольствовать, заявляя, что ему никто ни разу не сказал спасибо за все, что он до сих пор сделал, и что он, видно, так и не дождется благодарности за то, что верой и правдой служил своей стране во время войны тысяча девятьсот четырнадцатого года.

Каждую фразу он начинал почти спокойно, но потом в голосе его раздавались все более раздраженные нотки, он все сильнее возмущался. Так было всегда, говорил ли он о спорте или о войне, о политике или о своих конкурентах. И все же никто никогда не осмеливался ему перечить.

Возвратившись после перерыва, мастер сообщил, что к нему домой также пришло приглашение от Всеобщей конфедерации труда.

— А что вы намерены делать? — спросил Виктор. — Пойдете на собрание?

— И без того придумаю, на что убить время, — отрезал мастер.

До утра больше не было речи о собрании. Когда все, кроме хозяина, уже были на своих местах, мастер спросил:

— Кто идет вечером на собрание?

Все переглянулись. Никто не отозвался. Он подождал с минуту, потом сказал:

— Так вот, хорошенько поразмыслив, я решил, что следует туда пойти. В конце концов, нас это ни к чему не обязывает.

— Я не могу, — сказал Виктор. — У меня свидание.

— У тебя свидания два раза на дню, — усмехнулся мастер, — можешь разок пропустить. Ничего с тобой не случится, и с твоей девчонкой тоже. Кстати, не думаю, чтобы собрание продолжалось больше получаса. Что нам могут такого сообщить?

— Вы и вправду хотите туда пойти, шеф? — опросил Виктор.

— Конечно. И надеюсь, что все вы составите мне компанию.

Он посмотрел на своего помощника и учеников.

— Ладно, — согласился Виктор, — я как-нибудь устроюсь.

— Хорошо, шеф, — проговорил Жюльен, — я тоже пойду.

Один только Морис промолчал.

— А ты что? — спросил мастер. — Живешь сам по себе?

— Видите ли, шеф, тут все дело в моем папаше. Коли отец узнает, что я ходил на такое собрание, боюсь, он рассвирепеет.

Мастер поскреб в затылке.

— Так-то оно так, — пробормотал он, — но ведь на сегодняшний день ты ученик. И что удивительного, если ты пойдешь со всеми?

Он остановился, немного подумал, переводя взгляд с Жюльена на Мориса, потом, усмехнувшись, прибавил:

— Жюльен, верно, тоже в один прекрасный день заделается хозяином. У его отца было свое дело, и он отдал сына в обучение, чтобы малый приобрел профессию и мог потом открыть собственную лавочку. — Мастер ухмыльнулся. — Это никому из нас не заказано. Нынче у нас в карманах пусто, но кто знает, что принесет нам завтрашний день.

Все же Морис не дал определенного ответа. Войдя в цех, хозяин, когда первые противни с рогаликами были посажены в печь и корочка их слегка подрумянилась, четко выделяя слова, спросил:

— Ну, так как с сегодняшним собранием?

Мастер объяснил, что идут все, кроме Мориса. Господин Петьо удивился, потом сказал: