В чужом доме

Удлинённые, ярко-розовые ногти, какие-то выпуклые, не похожие на настоящие, с мастерски нарисованной божьей коровкой – это были не мои ногти. Да что ногти, пальцы не мои! Не узловатые, покрасневшие, а ровные и белые. Кисть тонкая, с родинкой на запястье. Господи, это галлюцинация? Ну конечно, у некоторых препаратов есть такое побочное действие.

Зажмурилась, уговаривая себя успокоиться, открыла глаза, поднесла руку к самому лицу. Божья коровка с чёрными точечками на крылышках блестела на отполированном розовом ногте.

Беззвучно подвывая и задыхаясь, я откинула простыню и увидела вместо своего тела чужую загорелую женщину с маленькой грудью и длинными ногами (на бедре красовался большой болезненный кровоподтёк), с крупными, почти мужскими ступнями.

Не может быть! Не доверяя глазам, точно слепая, ощупала лицо, и не узнала его. Я закашлялась, вытянула трубку из носа и прохрипела:

– Помогите… помогите кто-нибудь…

– Что случилось? – встревоженная медсестра заторопилась к моей койке. – Зачем зонд выдернули?

– Рука… рука…

– Затекла? – Она развязала фиксирующий бинт. – Вот так лучше.

– Рука не моя, всё не моё!

– Успокойтесь, Мила.

Почему Мила? Милой меня называл только покойный муж. Для всех остальных я Люся или Людмила Павловна».

– Зеркало… у вас есть зеркало?

Медсестра скрылась за дверью и вернулась с маленьким круглым зеркальцем. Волнуясь до подрагивающих рук, я поднесла его к лицу и увидела в отражении выпуклый лоб с прилипшими прядями осветлённых волос. Тёмные чужие глаза с голубоватыми кругами, крупный курносый нос, неестественно чёрные, будто приклеенные брови. Желтоватые волосы не скрывали оттопыренных ушей с большими мочками. Я чуть повернула зеркало и увидела полные губы, приоткрывающие ряд искривлённых зубов. Господи! Это не моё лицо!

Зеркало упало на простыню.

– Что-то не так? – спросила медсестра.

– Всё не так! Это не я, не мои руки, не моё тело, не моё лицо! Что вы со мной сделали?!

– Успокойтесь, прошу, у вас галлюцинация, такое бывает, – сказала медсестра и выглянула в коридор. – Анатолий Сергеевич, подойдите!

2

– Назовите своё имя.

– Пантелеева Людмила Павловна.

Врач протянул руку и взял со столика чью-то историю болезни. Я проследила за ним глазами и успела ухватить начало размашисто написанной фамилии: «Панте…» Доктор бросил на медсестру испепеляющий взгляд и сунул в ей руки историю: убери.

– Зачем вы читали чужие документы? – пожурил он.

– И не думала. Пантелеева – это я.

– Вы? Людмила Павловна, шестьдесят четыре года?

– Всё правильно.

– Ну вот… А я-то надеялся, что без последствий обойдётся. Вы помните тот день, когда случилось ДТП? Расскажите.

– Я пошла в магазин купить кое-что из продуктов…

***

Дел у меня всегда невпроворот. Многие думают, раз пенсионерка, то лежит себе на диване и в потолок поплёвывает. Есть, конечно, и такие… Либо на диване бока отлёживают, либо на лавке у подъезда юбки просиживают, а на самом деле – сплетничают. Хотя какие юбки? Сейчас подавляющее большинство женщин, даже пожилых, носят брюки. Я не осуждает, боже упаси. Удобно – носите.

Мне сплетничать некогда. Сад отнимает много времени и сил: надо высаживать рассаду, сеять редис и морковку, подкармливать, рыхлить, поливать, пропалывать… Хлопотно, конечно, но лучше так, чем с утра до вечера на лавке спле… общаться. И зимой нахожу себе занятия. Работаю за компьютером, вышиваю крестиком, совершенствуюсь в кулинарии…

– Здравствуйте!

– Здравствуй, Люся. Куда собралась? В сад? – Ох и любопытные эти соседки!

– Нет, в магазин.

– За продуктами?

– За продуктами.

Магазин от дома недалеко, только дорогу перейти. Очень удобно. Я дождалась разрешающего сигнала светофора, пересекла проезжую часть вместе с толпой пешеходов и заторопилась к стеклянным раздвижным дверям гипермаркета. На входе взяла красную пластиковую корзинку и пошла по отделам.

Так… хлеб, яблоки (свои, садовые, ещё нескоро будут), яйца в картонной упаковке и сардины в масле. Да, ещё не забыть молоко.

Возле витрины с йогуртами ревел мальчишка лет шести-семи, прижимая к себе какой-то десерт в стаканчике. Обычное дело, дети часто выпрашивают что-нибудь у родителей, прибегая к слезам. Но мать мальчишки, молодая женщина с осветлёнными короткими волосами, упорно держала оборону.

– Положь на место, кому сказала! – рявкнула она.

Порадовавшись про себя, что моя внучка никогда не устраивала истерик в магазинах, я подхватила пакет молока и заторопилась к крайней кассе, где в очереди топталось человека четыре или пять.

– Пропустите с ребёнком! – раздался над ухом резкий голос. Ротой бы командовать с таким голоском.

Я инстинктивно прижалась к ленте. Мазнув по спине корзинкой, мимо протиснулась мать с мальчишкой из молочного отдела.

– А где же ребёнок? – удивилась я, ожидая увидеть грудничка на руках или в коляске.

– А это кто, не ребёнок, что ли? – Она подтащила к себе зарёванного сына.

Я мельком глянула в наглые раскосые глаза, вперившиеся в меня из-под завитой чёлки, и отвернулась. Поняв, что из очереди её выталкивать не будут, женщина стала нервно и быстро выкладывать товар на ленту.