Мы встретились с ним в пустом коридоре сразу после отбоя. По гулким стальным палубам ночами ходили патрули, которые должны были ловить возможных диверсантов, укрывшихся на борту авианосца, и потому наша авантюра казалось вроде бы весьма опасным делом. Ведь с наёмниками особенно церемониться не станут — вполне могут, застав вот так ночью за переговорами на незнакомом языке, вышвырнуть за борт без затей — и дело с концом. Ищи-свищи потом двух летунов. В это я верил, конечно, не слишком сильно — всё-таки блицкриговцы не пираты какие-нибудь. Но вот разбирательств, крайне для нас с Гневомиром нежелательных, было не избежать. И итогом их вполне могло стать прекращение контракта с нами обоими, что пока ни в мои планы, ни в планы Гневомира не входило. Однако патрули как будто намерено так сильно бухали по палубе тяжёлыми ботинками, что их всякий раз бывало слышно за версту. Поэтому опасаться нам вроде как особенно нечего.
— Времени у нас немного, поэтому давай сразу к делу, — первым заговорил Гневомир. — Я так понимаю, ты не просто так нанимался в эскадрилью, верно? У тебя дело к нам с Готлиндом?
— Никаких особых дел уже нет, — пожал плечами я. — Скажу честно, по вашу душу меня отправил товарищ Гамаюн — он теперь командует всей стражей Революции. Ему надо было разобраться, зачем ты вместе с анархистами и бандитами Вепра уничтожил наш самый передовой научный комплекс на реке Катанге.
— Погоди-ка, — вскинул руку Гневомир, — как это Гамаюн — начальник всей стражи? Он ведь погиб в Деште, когда город взяли бейлики.
— Многие так считали, — кивнул я. — Но я вот знаю товарища Гамаюна давно, хотя, наверное, и не так хорошо, как ты, и я верю, что он мог пережить нападение бейликов. Тем более что из Дешта их довольно скоро выбили — он вполне мог уйти в подполье и пересидеть бейликскую оккупацию.
— Не слишком мне в это верится, — покачал головой Гневомир. — Дешт город маленький, а в нём стоял корпус бейликов, если не больше. И что ни день людей расстреливали…
— Я своими глазами видел товарища Гамаюна не далее как пару месяцев назад — он был жив-здоров. И тебя, Гневомир, считает подлым предателем дела Революции. С ним легко согласиться, если поглядеть на твои дела.
— Ты был в этом комплексе на Катанге, Ратимир? — напрямик спросил у меня Гневомир, глядя прямо в глаза.
— Был, — кивнул я, — и потому у меня к тебе очень много вопросов. Да и не только к тебе — я ведь сразу после комплекса в столицу рвануть хотел, разобраться, что к чему. Но понял — там мне каюк сразу настанет. И только ты знаешь, что же такое твориться на проклятом комплексе.
— Давай по порядку, — предложил Гневомир. — Сначала я тебе расскажу свою историю, а после ты мне — свою. И потом решим, как нам дальше с этим всем быть. Идёт?
— Говорильни слишком много будет для коридора. Патрули, конечно, бухают по палубе, но нарываться лишний раз, всё равно, не стоит. Вернёмся в кубрик — вряд ли там нас смогут подслушать.
— Думаешь, в эскадрилье нет тех, кто по-урдски понимает?
— Может и есть, — пожал плечами я, — да только поздно уже совсем, все давно спать улеглись.
Мы вернулись в общий кубрик. Он был наполнен храпом и сапом наших товарищей по эскадрилье. Вроде бы никого бодрствующих не нашлось. Мы уселись за столом, лампу зажигать не стали, чтобы никого ненароком не разбудить. А дальше всё было, как в гимназической спальне, где ученики в кромешно тьме рассказывают друг другу страшные истории, чтобы насмерть перепугать слушателей. Вот только в отличие от тех историй — наши с Гневомиром оказались ничуть не выдуманными.
Перед самым прибытием в столицу Нейстрии меня, Гневомира и Готлинда неожиданно вызвал к себе Бригадир. Он сидел один в каюте, которую делил с Аспирантом. Оно и понятно, когда мы все трое набились внутрь, там стало просто не продохнуть. Ещё один человек в неё бы просто не поместился. По причине тесноты сидел только Бригадир, нам же пришлось буквально жаться к переборкам, чтобы не сильно толкаться плечами.
— Вы простите, что вызвал к себе, — сказал нам Бригадир, — но при всех говорить не хотел. Вы ведь граждане Урда — все трое, верно? — Мы кивнули. — Нашу эскадрилью, как и добровольцев Чёрного барона, из столицы Нейстрии перебросят на восточный фронт — в место под названием Прияворье.
При этих словах Готлинд отчего-то вздрогнул и поморщился. Это не прошло незамеченным для Бригадира.
— Штурмовать Соловец не придётся, — обмолвился он. — Крепость народники сдали ещё месяц назад, когда их командарм был вынужден покинуть этот рубеж обороны.
— Значит, всё было зря, — произнёс убитым голосом Готлинд.