В чужом небе (СИ)

Мы стояли в одном ряду со знакомыми командирами «цветных» полков. На этот раз никаких разговоров не было. Все замерли в ожидании появления государя. По большому залу, где, собственно, давали бал, разлилось тягучее и тяжёлое, словно ртуть, напряжение.

Я разглядывал Гетмана и его свиту. Сам он стоял в горделивой позе и казался неким фотонегативом Чёрного барона. Он тоже носил чекмень, только кипенно-белого цвета, но с теми же серебряными газырями, и богато украшенным талышским прямым кинжалом на поясе. Как и Чёрный барон, он гладко брил голову, а седеющие усы были почти незаметны на широком лице. Непонятно даже для чего их было вообще отпускать. За его спиной стояли два весьма примечательных человека — оба в белых чекменях и при кинжалах. Но только один выглядел настоящим гайдамаком, благодаря длинным, расходящимся в разные стороны седым бакенбардам, плавно перетекающим в бороду. Второй же был похож на хищника, а если быть точным, то на волка. Он глядел на мир исподлобья, словно оценивая всех и каждого, как возможных противников. И как показало развитие событий, эта точка зрения оказалась недалека от истины.

Расписные двери высотой почти в два человеческих роста распахнулись — и в зал вошёл претендент на урдский престол, в сопровождении неизменных князя Росена и Бушуя Ярлыкова. Следом за ними, держась куда скромнее, зашли представители блицкриговского командования, во главе с фельдмаршалом Брунике. Они держались на некотором расстоянии от будущего государя, и потому воинский салют, отданный в его честь, не показался двусмысленным.

— Я рад приветствовать на моей земле достойного союзника Державы, — обратился к царю Гетман.

Он сразу расставлял все точки над i. Но и царь в долгу оставаться не собирался.

— Я не ваш союзник, Гетман, и здесь нет никакой Державы, — отрезал он ледяным тоном. — И прибыл я в этот зал единственно для того, чтобы принять присягу верного мне вассала, что взял под управление Прияворье, отделив его от ненавистного мне Народного государства, как назвали моё царство наши общие враги.

Царь сделал ещё несколько уверенных шагов и остановился точно посередине зала. Он ждал. Ждал Гетмана. Ждал что тот, как несколько недель назад Чёрный барон, подойдёт к нему и упадёт на колени, чтобы облобызать руку, принося тем самым вассальную присягу. Однако Гетман этого делать не собирался.

— Прияворье нынче свободное государство, — заявил Гетман, — и им управляю я, как избранный от имени народа правитель. Вы же — лишь союзники моей Державы.

Это слово «моей» резануло по ушам — как бы ни пришёл к власти Гетман, расставаться с нею добровольно он не собирался.

Царь наклонил голову, став необычайно похожим на бычка, готового бодаться, но тут заговорил князь Росен. Он опередил царя на считанные мгновения, и потому ему не пришлось весьма невежливо перебивать своего государя.

— Если вы не поняли, Гетман, то за нами стоит Блицкриг. Именно за нами стоят его штыки. — Он сделал неопределённый жест, указав, как бы невзначай на фельдмаршала Брунике и его адъютантов. — А долго ли вы продержитесь против Сивера, я уже не говорю о народниках, без помощи Блицкрига?

— У меня договор с генерал-кайзером! — вскрикнул Гетман, и голос его в этот момент, что называется, дал петуха.

Все находящиеся в зале предпочли не заметить этой оплошности правителями самочинной Державы. И лишь Ярлыков позволил себе открыто усмехнуться. Наверное, разглядев улыбку, скривившую губы Ярлыкова, Гетман покраснел от гнева.

— Прошу простить, — выступил вперёд фельдмаршал Брунике, — но никаких договоров с самопровозглашёнными державами, — он явно произнёс это слово именно с маленькой буквы, — у генерал-кайзера нет. Мои же слова относительно поддержки вы истолковали превратно. Мы готовы поддерживать вас, но лишь как верного вассала урдского престола, и того, кто занимает его.

Теперь лицо Гетмана побелело. Он прямо сейчас, на глазах своей свиты, превращался из полноправного хозяина всей Державы, созданной его волевым решением, в вассала урдского престола. И ничего не мог с этим поделать. Абсолютно ничего. Ведь без блицкриговских штыков его Державе долго не продержаться. Её сломят гайдамаки Сивера ещё до того — нескольким стрелецким полкам, которыми располагал Гетман, нечего противопоставить этим отъявленным головорезам. А уж о Народной армии и говорить нечего.

И выхода у него не осталось никакого. Он сделал несколько медленных шагов, словно оттягивая этот позорный момент, и опустился на колено перед царём. Тот протянул ему руку для вассального поцелуя.

А вокруг вспыхивал магний. Фотокорреспонденты щёлкали и щёлкали, стараясь во всем подробностях запечатлеть этот исторический момент. Журналисты же бодро строчили в своих блокнотах хлёсткие фразы и фразочки для будущих репортажей. Один из них, наверное, в этот момент выводил на бумаге «бал скрипа зубовного» — три слова, которые станут едва ли не нарицательными, и так метко характеризуют то, что происходит сейчас в зале.