В чужом небе (СИ)

— Спроси у того, кто за твоей спиной стоит, — бросил я, указывая на Духовлада. Командир чоновцев держался среди молодогвардейцев, однако чёрный кожаный плащ его слишком сильно выделялся на фоне их шинелей. — Ведь он ещё тогда, на поляне, хотел сжечь меня. Вот пускай и ответит.

— Он уже кое-что рассказал о тебе, — усмехнулся Хлад. — Хочу проверить его слова.

Он выхватил револьвер — и я понял, что сейчас последует. Подготовиться, конечно, к такому невозможно, но я попытался сделать это. Хлад расстрелял в меня весь барабан, всаживая в грудь патрон за патроном. Молодогвардейцы отпустили меня, и я повалился к их ногам. Я ничего не чувствовал, только щекотали кожу вялые струйки крови, вытекающие из моего тела.

— Он жив, — авторитетно заявил Хлад. — Пяти пуль недостаточно, чтобы прикончить такого как он. Верно, Духовлад?

Я не мог видеть его. Сейчас я был вынужден глядеть вверх — в затянутое тучами небо, как не коси глаза, ничего кроме него не увидишь. Хорошо ещё не ничком повалился, а то пришлось бы вовсе в землю глядеть и «есть» её. Я сознательно не шевелился, что давалось мне просто. Я даже не дышал.

— Похоже, ты ошибся насчёт него, — снова раздался голос Хлада. — Кто-нибудь проверьте — дышит он там вообще?

Надо мной склонился молодогвардеец, поднёс к моим губам клинок сабли, подержал пару секунд, чтобы удостовериться.

— Не дышит, — выпрямившись, сказал он.

— Ему и не надо, — услышал я голос своего злого гения Духовлада. — Он труп, которому вернули подобие жизни в комплексе на Катанге.

— Что-то с каждым твоим объяснением дело становится всё сложнее и сложнее, — заявил Хлад.

По тону его стало ясно — он вовсе не доверяет Духовладу, да и тем, кого назвал герметистами, тоже.

Я услышал, как снег скрипит под сапогами. Вот уже в поле зрения появилась знакомая фигура в серой шинели с красными отворотами. В руке его мелькнул воронёный ствол револьвера. Он нацелил его мне прямо в лоб. Не знаю, смог бы я пережить несколько пуль в голову, однако ставить на себе подобные эксперименты я не стал.

Пальцы мои сомкнулись на длинной поле шинели. Я дёрнул изо всех сил вниз. Генерал Хлад покачнулся, более сбитый с толку, нежели в результате моих усилий. Он нажал на курок, но только раз, — пуля вошла в снег в двух вершках от моей головы. Я не стал подскакивать, подставляясь, вместо этого покрепче ухватил Хлада уже обеими руками за шинель, и дёрнул снова. Он повалился на меня, прикрывая от других врагов. Я отпустил полы его шинели и попытался вырвать из пальцев генерала револьвер, но не тут то было. Хлад оказался силён. Да и он не сидел почти двое суток в ледяном подвале — холод его ещё не до конца отпустил меня.

Всё же мне удалось победить в этом коротком единоборстве. Я буквально вдавил ствол револьвера в живот Хлада — и нажал на курок. Дважды. После второго выстрела генерал содрогнувшись в страшной конвульсии, откатился от меня. Теперь уже он лежал лицом вверх, загребая пальцами стремительно краснеющий от его крови снег. Я вскочил на ноги, хотя в револьвере, отнятом у Хлада, оставалось всего три патрона. Однако не валяться же и дальше, изображая мертвеца.

Молодогвардейцы уже надвинулись на нас, как вдруг откуда-то раздался молодецкий свист. И почти следом лагерь заполнили конные фигуры. Несколько десятков кавалеристов ворвались в него. Они обрушились на не готовых принять бой молодогвардейцев. Те были без винтовок, лишь у некоторых имелись шашки или револьверы. Они стойко приняли бой, несмотря ни на что. Но не прошло и нескольких минут, как все молодогвардейцы лежали на покрасневшем снегу. Почти у всех оказались раскроены головы — шлемы-богатырки не спасали от тяжёлых клинков шашек.

Бой закончился так быстро, что мы, стоявшие только что в окружении врагов, не сразу поняли, что теперь нас окружают друзья. И командует ими не кто иной, как Бессараб.

Осторожный стук в дверь каюты мгновенно поднял Сигиру на ноги. Можно сказать, что в дверь даже поскреблись, таким тихим был этот звук. Однако тренированное ухо следователя мгновенно выделило его из остального привычного шума, неумолкающего на небесном крейсере. Не прошло и минуты, как полностью одетая Сигира стояла на пороге каюты. В поясной кобуре — пистолет, в левой руке свёрнутый в кольцо кнут. Она всегда была готова к нападению — ведь за дверью может ждать враг. И не важно, что находится следователь вроде бы на корабле, чей экипаж полностью подчинён воле её непосредственного командира. Ведь в командире-то — маркизе Боргеульфе — она сомневалась, и сомневалась очень сильно.