В чужом небе (СИ)

Но что меня удивляло особенно сильно – так это тот факт, что князь не прикончил меня, пока я валялся в госпитале. Ведь я был полностью в его власти – почти беспомощный, перемолотый его кулаками, прикованный к койке. Но он так и не пришёл, чтобы закончить начатое в той проклятой слободке.

— И всё же я его знаю, — снова прошипел себе под нос Готлинд. — Знакомое лицо… Но где, где, где я мог видеть его.

Чёрный барон, назначенный главнокомандующим, отдал приказ расходиться, и мы начали группами покидать площадь. Всем сразу было не разойтись и, чтобы избежать давки, мы не особенно спешили. Тем более что сейчас, когда общий гвалт усилился, можно было продолжить разговор.

Претендента на царский престол окружили телохранители в зелёной форме – теперь они сопровождали его всюду – и таким кортежем они прошли до автомобилей. Их было пять – три для царя, Чёрного барона и Гетмана – ещё в двух ехала охрана. Кроме того их сопровождал теперь внушительный конный конвой уже из блицкриговских улан, посверкивающих на предзимнем солнце остриями пик.

Мы медленно шли к ближайшему выходу с площади. Рядом шагали остальные летуны эскадрильи во главе с Бригадиром и Аспирантом. Вряд ли кто из них многое понял в пламенных речах, произносимых с трибуны, однако приказ командующего был один для всех. Прибыть и слушать, а уж насчёт понимания никто особо не заботился. Главное, показать единство армии, готовящейся выступить в поход против народников и последних гайдамаков Сивера.

Волею судьбы мы оказались рядом с группой офицеров в форме адмиральской директории. Они носили царскую ещё форму, чем отличались и от добровольцев, только нарукавные нашивки у них заменяли погоны, отменённые ещё в первые дни Революции.

— Жалко Вепра с нами нет, — долетел до нас обрывок их разговора. — Вот уж рубака был каких поискать.

— Да, — подтвердил другой офицер сгинувшей вместе с Баджеем Директории, — и мужичьё вокруг себя собирать умел. Чуяли в нём барина. Да эта образина его… Как бишь его звали-то?

— Избыгнев, — выпалил неожиданно громко Готлинд. — Это Избыгнев!

На него обернулись, поглядели с удивлением. И мы с Гневомиром, и шагающие не так далеко офицеры Директории.

— Ну да, — кивнул один из них, — так его и звали. А вы имели какие-то дела на Севере?

— Имел, — кивнул Готлинд, явно старающийся выйти как можно скорее из неловкого положения.

— Уж не снабжали ли вы Аврелия Вепрева из Баджея? — тут же задал новый вопрос офицер Директории. — Я кажется смутно припоминаю вас среди наших летунов.

— Да, — ухватился за соломинку Готлинд. — Я квартировал у Божирадовых.

— Я знал одного из них, — как родному обрадовался Готлинду офицер. — Погиб парень, когда косорылые налёт устроили. Он с местными их сдержать попытался – да куда там. Крестьяне князя Масхождана разбежались при одном виде народных конников. Сколько их ни натаскивали, как ни вооружали, а они крестьянами остались.

— А папаша его гад был, — с неожиданной злостью почти выплюнул второй, — всё про косорылую амнистию говорил. Мечтал вернуться на родину и служить косорылому государству.

На этом мы разошлись – дорога к дому, где жили офицеры Директории, вела в противоположную от наших квартир сторону. Но Готлинда просили напоследок обязательно заглянуть и вспомнить за бутылочкой баджейские времена. На нас с Гневомиром, как друзей летуна, это приглашение также распространялось.

— А теперь может объяснишь, в чём дело? — спросил у него на редкость едким тоном Гневомир.

— Когда эти двое заговорили о Вепре, я понял, где видел князя Росена, — начал Готлинд, но тут его перебил услышавший наш разговор Оргард, тот уже научился немного понимать по-урдски и был рад всем продемонстрировать свои познания.

— Да какой он князь, — встрял Оргард в наш разговор со своей обыкновенной непринуждённостью, — он же типичный фюрст блицкриговский, а князем его назвали, чтобы не резало слух. Фюрст и вдруг при урдском царе состоит.

В его словах была известная доля истины – вот только я слабо представлял, для чего нам нужна эта информация. Являлся ли Росен урдским князем или блицкриговским фюрстом – главное, он был нашим врагом. И врагом крайне опасным, так как убить его было почти невозможно.

— Ты тоже должен его помнить, Гневомир, — не обратив особого внимания на слова Оргарда, заявил Готлинд. — Помнишь тайгу и Вепра. Его правую руку, Избыгнева, мужика громадного с диким лицом, который и не говорил толком, а рычал.

— Это ему Вепр сам саблей голову развалил, — припомнил Гневомир, — с пятого удара. Он же зверообразное чудовище был – этот Избыгнев. Никто и не думал, что он говорить умеет, пока рта не раскрыл.

— Но ты же помнишь, что говорили о нём тогда ещё в столице Котсуолда. Ведь ясно же, именно Избыгнев руководил бандой, и зверообразный вид ему для этого подходил как нельзя лучше. Теперь же он побрился и остриг волосы – потому и вид имеет вполне княжеский.

— К тому же, — развил мысль Гневомир, — такого как он вряд ли можно прикончить саблей. Их надо жечь – только так и убьёшь.