— Две, Харитон. Бабушка пыталась научить меня пасьянсу, но я в те годы не могла усидеть на месте больше пяти минут. Что-то помню, но очень смутно. Имена здесь из картотеки.
— Знали бы они, каким способом решается их судьба.
— У них нет судьбы, Харитоша, у них есть приговор и тяжкий крест, который они волокут за собой, чтобы водрузить его над своей могилой.
— Чему быть, того не миновать!
Лиза выбрала двенадцать карт, две из них отложила в сторону, остальные порвала.
— Осталось сорок. Ты думаешь, я найду восьмерых достойных из этой кучи?
— Стоит ли быть такой придирчивой?
— Тебе за них отвечать, полковник. Белограю одного взгляда хватит, чтобы понять, кого ты ему подсунул. Я не могу рисковать головой своего мужа.
— Он уже сам кое-кого нашел. Не знаю, каким образом, но выискал попа на Чокурдахе и послал за ним своего шута и Абрека, на самолете.
Лизина рука с картой застыла в воздухе. Дугообразные черные брови, вздернувшись кверху, нарисовали на лбу уголки.
— Ах да Белограй! Обошел-таки на вираже. Надо же до такого додуматься! Хорош! И как ему в голову приходят такие идеи? А чем мы его удивим, Харитоша? Махрового жигана подсунем? У меня авиации нет, и дальше Сеймчана я не пройду.
— Знать бы, зачем они ему нужны…
— Команду на корабль набирает?
— Нет. Туда только моряков определяют да еще с боевым опытом. Сорокин весь Магадан на дыбы поднял. Его люди в банях дежурят. Как увидят наколку с якорем, так хватают на выходе — и на допрос. У Сорокина мертвые разговорятся. Наши для флота не пригодны. Моряки в черта больше верят, чем в бога, им попы ни к чему. А удивить Белограя есть чем.
— Хочешь демона ему подсунуть?
— Князя. Любопытный фрукт. Но тебе самой надо на него взглянуть. В Кармакене года два назад появился писарь в леспромхозе имени Ворошилова. Однажды я получил отчеты от Ревина и поразился. Ни одной ошибки, ни одной помарки, а почерк… Картина, да и только. Ревин двух слов связать не может, не то что написать, а тут такая каллиграфия, хоть в рамку вставляй. Потом выяснилось, взял он зека из мужицкого отряда себе в помощь и сделал его писарем. Бывший контрик, а по совместительству князь Пенжинский.
— Пенжинский? Знаменитый историк? Он же в Ленинградском университете преподавал. Наш руководитель курса вместе с ним учился. Я по его учебнику экзамены сдавала.
— Он это или нет, не знаю, но история его фамилии мне известна. Род древний и связан с нашими местами. В 30-х годах XVIII века на Дальний Север была направлена анадырская партия исследователей. Они пытались обуздать коряков, а заодно здесь первые остроги начали создавать. Одним словом, первые завоеватели Дальнего Северо-Востока. В команде был один морячок. Офицер проявил себя с лучшей стороны, и Анна Иоанновна наградила его орденом и нарекла князем Пенжинским. Два с лишним столетия минуло с тех пор, и все вернулось на круги своя, потомок князька вернулся сюда, но только в кандалах. Знал бы предок, для кого остроги сколачивал!
— Отдать такого человека на съедение Белограю?
— Можно подумать, он в раю пребывает. Хотел бы Белограй людишек на смерть послать, не устраивал бы дотошного отбора. Боюсь только, что князек слишком хил для команды и конкурса не выдержит. С другой стороны, начинал с забоя и маялся по зонам с 40 -го года. Запроси его карточку.
— Не сомневайся, о князе в лаптях я все выясню.
Лиза бросила карты, взяла папиросу и закурила. Взгляд ее устремился в дальний угол комнаты. Задел жену за живое, опять уйдет в депрессию, воспоминания начнут ее душить. Папочка любимый, ненаглядный — великий дипломат и ученый, мамочка — партайная богиня, редактор газеты «Красное знамя», а главное, любимая бабуся, делающая лучшие пирожки в мире. Тоже ведь из бывших дворян, мешки на горбу не таскали и сено не косили.
Лиза до сих пор считала всех своих родных живыми, кроме бабуси, разумеется, та еще в конце XIX века Смольный институт благородных девиц закончила. Но родители еще молоды, им жить да жить.
Челданов думал иначе…