В чужом теле

— Прожуй ты. От своего неуемного любопытства подавишься и помрешь. Большой встал и пошел к своей телеге, к той на которой он хранил мешки с деньгами. Я проводил его заинтересованным взглядом. В голове бегала хорошая идея, и я все никак не мог ее поймать за хвост. Прожевав мясо, я выпил напитка, пополоскал рот. Не прекращая попыток поймать мысль, которая проскочила у меня при воспоминании мешков с деньгами. Поймал!!! Точно. Мешки с деньгами. Зачем мне светиться в городе, если можно по-тихому все продать Большому. Деньги положить в банк. Должен же быть там банк, наверное. Большой возвращался к костру. Я хотел рассказать ему о своей идее, но он остановил меня, подняв руку. Он протянул мне маленький черный мешочек. Я взял мешочек с вопросом на лице.

— Что ты его держишь, загляни внутрь. Как-то смущенно сказал Большой.

Я открыл мешочек, засунул туда руку и вытащил на свет что-то типа ожерелья африканских племен. На белом посеребренном тонком шнурке были закреплены маленькие прозрачные серебряные цилиндры, внутри трех из них я рассмотрел клыки разной формы размером с мизинец. Цилиндров было тринадцать. Я сморщился. Не мог другое число выбрать.

— Не нравится? Каким-то обиженным голосом сказал Большой.

— Нет, нет, что ты мне очень нравится. Только вот, украшение мне ни так часто мужики дарят. Смех пытался пробить бастионы зубов. Походу большой осознал смысл моих слов. По его краснеющему лицу я понял, что мне пора вспомнить звук стартового пистолета. Большой оказался хорошим бегуном, не смотря на его габариты, в некоторые моменты я уже опасался, что не смогу улизнуть от его растопыренных лап. Наконец-то он остыл и остановился, тяжело дыша. В перерывах от вдохов он мне пытался втолковать, как я был не прав.

— Да я….если бы ты только знал….да я…да у меня…женщин было больше чем листьев на древе прародителе альвов. Я признал, что был не прав, в душе. Но мой противный характер не оставил моей совести ни одного шанса. Я валялся по земле и бесстыдным образом ржал. Воображение у меня невероятно развитое. Все, что у меня появляется перед глазами, сразу обретает проекцию у меня в голове. Сейчас я ржал над тем, что вообразил себе. Представьте себе здоровенного мужика более двух метров ростом, широкого, как сарай и в кружевных трусиках. Умора, я не мог остановиться, еще минут двадцать. Большой уже отдышался, посмотрел на меня, махнул рукой и тяжело ступая, пошел к костру. Наверное, решил с психами не связываться. Держась за живот, я пошел к костру. Подойдя к костру, я решил извиниться перед Большим.

— Слушай, не обращай внимания, я же дикий горец. — И шутки у меня дурацкие.

Когда мы нарезали круги, вокруг стоянки на нас смотрели с недоумением. Теперь все начали подтягиваться к костру, растопыривая уши. Я протянул руку Большому.

— Давай мириться. Чтобы без обид. Большой на меня удивленно посмотрел, потом перевел взгляд на мою руку.

— Мириться давай, но зачем ты в меня рукой тычешь. Я недоуменно посмотрел на свою руку. Блин. Такой простой жест и то иномирный оказался.

— А как у вас здороваются?

— Ты имеешь в виду, приветствуют другого человека при встрече.

— Да.

— Прикладывают раскрытую ладонь к сердцу, тем самым выражая от всего сердца радость от встречи с человеком. Если же человек не знакомый прикладывают кулак, означающий просто вежливое приветствие.

— Хмм. Понятно. То же нормально и более гигиенично, чем у нас, к слову сказать.

— А у вас, как-то по грязному приветствуют. Большой поднял брови от удивления. Я оглянулся, у всех от любопытства уже не только уши растопырились, но и лица вытянулись.

— Ничего не по грязному, просто пожимаем руку друг другу. Большой скривился, как будто съел целый лимон. Потом зашелся в кашляющем смехе. Я мог представить, над, чем он смеется. И мне это жутко не понравилось. Через пару мгновений, смеялась уже вся стоянка. Я мужественно выдержал унижение моих традиций. Потом пошел в наступление.

— Так зачем ты мне подарил женское украшение, с гадкой улыбочкой спросил я. Он перестал смеяться.

— Это ожерелье доблести!! Тупой и не образованный горец!!! У каждого охотника есть такое. Просто носят его ни все. Один клык — считается за десять убитых тварей, которым принадлежал этот клык. Я удрученно повесил голову.

— Не знал. Ты прав я тупой горец. Ты сам для меня его сделал? Я, наверное, так это расстроено сказал, что Большой надо мной сжалился.

— Да не расстраивайся ты. Большой набрал воздуха и как гаркнул.

— А если кому-то нечем заняться, то занятие, я ему быстро найду!!!!!!! Все слушающие разбежались.

Он, пробурчал себе под нос, что дисциплина вообще никуда не годиться и придется по приезду в город погонять негодяев. Потом, спокойным голосом продолжил говорить.

— Это еще не все, что я тебе хотел сказать по поводу ожерелья. Помнишь, я тебя спрашивал о прозвище?

— Помню.