В дальних водах и странах. т. 2

Около шести часов вечера в публике обнаружилось особенное движение: вся она как бы насторожилась и частью хлынула в одну сторону, навстречу большому городскому змею, которого не без торжественности несли двое служителей в сопровождении нескольких полицейских и целой толпы детей и взрослых. Городской змей имел около шести аршин в окружности и был окрашен в лиловый цвет, столь любимый японцами; в центре его красовалась эмблема города — золотой трилистник в серебряном кольце. Вслед за змеем, на месте состязаний появились муниципальные и административные власти в европейских костюмах, окруженные свитой разных чиновников, секретарей и городских представителей. Вся попадавшаяся им публика встречала их по японскому обычаю очень почтительными поклонами, в которых, однако, я не заметил ничего раболепного. Все эти власти и нотабли34 расположились отдельной группой в центре огромного живого круга, образовавшегося из нахлынувшей со всех сторон публики. Несколько полицейских распорядителей указывали границу, за которую не следовало переступать, чтоб не мешать операции спуска. Внутри этого круга несколько уполномоченных любителей из числа самых известных искусников занялись на просторе приготовлением муниципального змея к полету, и через несколько минут, ловко поставленный против ветра, он торжественно взлетел на воздух, при радостных кликах толпы, и стал плавно подниматься выше и выше, сверкая против садящегося солнца своим золотым трилистником. Вскоре он оставил далеко ниже себя всех остальных змеев и парил над ними, как бы не признавая никаких соперников. В этом оригинальном зрелище действительно было нечто, не лишенное своего рода величественности, впечатление которой отражалось и на лицах зрителей. Одни следили за полетом совершенно серьезно, как за делом необычайной важности, другие любовались им с артистическим наслаждением истинных знатоков и любителей, третьи с чисто детским, наивным восторгом. Сдержанные восклицания: "О-е!", "Ого!", "Ойо" и тому подобные, выражавшие в общем своем значении чувство, внушаемое видом величия, беспрестанно раздавались в толпе при каждом красивом движении змея, при каждом новом взмыве его кверху. Для большинства этой толпы он как бы олицетворял собой мифического царственного дракона Дежа, древнейшего охранителя счастливого Ниппона.

Но как быстры переход в настроении толпы, и как мало нужно для этого. В то самое время, когда вся она с таким живейшим и серьезным вниманием следила за гордым полетом лилового змея, не замечая остальных, вдруг откуда ни возьмись какой-то жалкий, небольшой змеишка, — не знаю уж, нарочно или случайно подпущенный к первому… Бечевки их скрестились, и вдруг вся толпа тревожно загомонила, заволновалась, задвигалась и, как порыв ветра по лесу, шумно побежало в ней общее чувство опасения, досады и даже обиды, словно самое приближение этого плюгавого змеишки к великолепному гордому Дежа казалось ей величайшею дерзостью. В то же время живо, с лихорадочною поспешностью стали повсюду составляться пари за обоих неожиданных соперников; но не успели еще спорщики уговориться между собой о ставках и закладах, как змеишка ловко скользнул кверху вдоль по бечевке городского змея, и этот последний, дрогнув, беспорядочно завертелся, мчась из стороны в сторону, и вдруг, как подстреленная птица, бессильно и быстро стал падать в косом направлении на землю. Бечева его была перерезана. Взрыв общего смеха толпы был ответом на его неожиданное поражение. От прежнего настроения не осталось в ней и следа. Тысячи насмешек, бранных возгласов, укоризны и тривиальных замечаний полетели во след его падению, и все это было делом одного момента. "Так проходит слава", невольно подумалось при этом. Восторг толпы, ее похвалы и гул одобрений всецело обратились теперь на счастливого победителя хозяином которого оказался какой-то голоштанный молодец лет шестнадцати, и муниципальные представители беспрекословно вручили ему первый приз за состязание нынешнего года.

Наступали прохладные сумерки, и мы простились с нашими радушными афмитронами35. Главный интерес дня был уже исчерпан, хотя народный праздник все еще продолжался, и множество разнообразных змеев по-прежнему плавало в вечернем воздухе. Говорят, что многие останутся тут пировать и гулять до рассвета, но многие направлялись уже восвояси. Мы спускались вниз по каменным сходням среди потока оживленной японской толпы, и когда достигли наконец главной городской пристани, на дворе совсем уже стемнело. Здесь, слегка покачиваясь на воде, ожидали нас всегдашние наши фуне, прозванные кем-то "морскими извозчиками".