В дебрях Африки

По дороге, проторенной нами, вы легко можете идти вдвое скорее нашего. Если же Типпу-Тиб обманет, вы тем свободнее можете распоряжаться своими движениями. У вас будет столько дела, что время пролетит незаметно. А в утешение помните, майор, впереди вам будет еще довольно возни, могу вас уверить, и для вас я приберегу самое важное. Но поговорим о настоящем: кого вы желаете взять себе в помощники?

– Кого вам угодно.

– Нет, сами выбирайте кого-нибудь, с кем вы могли бы обмениваться мыслями и надеждами. У всякого свой вкус, знаете ли.

– Ну, так я выбираю мистера Джемсона.

– Джемсона – отлично. Я вам дам еще Роз Труппа, славный малый, насколько я понимаю, а также Уарда и Бонни. Трупп и Уард говорят по-суахильски, они вам будут очень полезны.

Итак, 15 мая мы покинули Болобо со всем нашим флотом, и с нами 511 человек из состава экспедиции да Типпу-Тиб и 90 душ его родни и подчиненных.

Недавняя починка «Мирного» заметно улучшила его ход, и мы 10 мая прибыли в миссию баптистов в Люколеле. «Стенли» пришел несколькими часами позднее. Миссионеры оказывали нам благодушное гостеприимство, за которое мы им глубоко признательны. Мы провели здесь целый день и занимались покупкой съестных припасов.

24 мая. Экваторвиль – станция, принадлежащая компании Сандфорда. Ее представитель здесь – Глэв, очень умный молодой англичанин родом из графства Йорк. Тут же мы видели капитана фон Геля, только что воротившегося из неудачной экспедиции: он с пятью солдатами из племени хауса пытался пробраться вверх по течению Мобанги, дальше, чем это удалось сделать миссионеру Гренфелю несколько месяцев назад.

30 мая. Достигли цветущего поселения Бангала с гарнизоном из 60 солдат и двумя крупповскими пушками. Здесь устроен кирпичный завод, который до нашего приезда успел уже изготовить 40 000 кирпичей превосходного качества. Эта станция делает величайшую честь Центральной Африке.

В Бангале еще не было голодовки. Поселение владеет 130 козами и двумя сотнями кур; офицеры во всякое время достают свежие яйца. Рисовые поля зеленеют на пространстве пяти гектаров. Служащие пьют пальмовое вино, настойку из бананов и пиво, приготовляемое из тростника и притом чрезвычайно крепкое, как я узнал по собственному опыту.

Я приказал майору отправиться с Типпу-Тибом и его людьми прямо к Стенлеевым порогам, предварительно распорядившись высадкою с судов тридцати пяти занзибарцев и заменою их суданцами, чтобы ни один из носильщиков не узнал, что водопады всего в нескольких днях пути от Ямбуйи.

Если не считать некоторых странностей в поведении парохода «Стенли», который от времени до времени таинственно исчезал в извилинах протоков под предлогом удобнейшей добычи топлива, мы без всяких задержек шли до впадения Арувими в Конго и 12 июня очутились на моей старой стоянке, напротив селения басоков.

Племя басоков – то самое, к которому принадлежал наш Барути, по прозванию Порох; в 1883 г. Карема взял его в плен еще ребенком. Сэр Френсис Уинтон привез его в Англию, чтобы привить ему цивилизованные привычки. Из рук сэра Френсиса он попал ко мне и очутился теперь, после шестилетних странствий, в виду своей деревни и своих соплеменников. Заметив, как он пристально и внимательно засматривается на родные места, я уговаривал его подать голос басокам и пригласить их к нам. В прежние времена я немало старался расположить к себе этих детей лесов, но это мне никогда не удавалось; хотя я считаю, со временем это вполне достижимо.

Я долго раздумывал, почему лесные жители всегда бывают более дики, трусливее живущих на открытых местах. Подходишь к ним одинаково: показываешь какие-нибудь блестящие безделушки самых ярких цветов или бусы ослепительных оттенков, по целым часам расточаешь им любезности, улыбаешься ласково, всячески ободряешь – и все понапрасну! Приходится укладывать все это добро в тюки и убирать до более благоприятного времени. Это оттого, что лес – единственное прибежище своих сынов. Против опасений, возбуждаемых чужестранцем, против всех опасностей и зол, им приносимых, у туземца одна защита – лес с его неизведанными глубинами.

Когда дикарь отваживается переступить за пределы лесов, один вид приближающегося «чужого» заставляет его пятиться до тех пор, пока он не очутится под родимой тенью; тут он в последний раз оглянется на непрошеного гостя и пропадает в чаще, как бы желая этим сказать: «Ну, теперь прощай, я дома!» На открытых равнинах туземец всегда отыщет какой-нибудь холмик, дерево, наконец, курган термитов, с вершины которых он может высмотреть пришельца и составить себе понятие о его намерениях. В лесу же только и возможны случайные встречи: каждый встречный незнакомец – вероятный враг, и цель его во всяком случае остается тайной.