В дебрях Африки

В форте было теперь 119 занзибарцев авангарда, четверо солдат Эмина-паши, девяносто восемь носильщиков-мади и трое белых с Альберта-Ньянцы, да, кроме того, гарнизон из 57 занзибарцев и суданцев и двух офицеров – всего 283 души. Из этого числа нам предстояло составить отряд волонтеров занзибарцев и партию носильщиков-мади, чтобы как можно скорее идти на выручку Бартлота и арьергарда.

Отдохнув два дня, я собрал людей и в точности изложил им наше затруднительное положение.

– Наши белые братья терпят Бог весть какие бедствия, несут такие труды, которые им кажутся тяжелее, чем нам, потому что мы-то через все это уже прошли и остались живы и можем теперь переносить это гораздо легче прежнего; мы умудрились опытом, узнали, что надо беречь провиант, надо рассчитывать, когда и как подкреплять свое измученное тело, стараться как можно скорее проходить через глухие пустыни и обращаться со своими припасами поосторожнее. Встреча с нами обрадует наших бедных товарищей, так давно тоскующих в разлуке с нами, а наши добрые вести и рассказы оживят наиболее слабых и развеселят скучающих. Всем известно, какие сокровища дорогих тканей и бус оставлены на попечение колонны арьергарда. Мы не могли унести с собой, да и нужды в том не было. Куда же девать все эти драгоценности, если не раздать их моим неутомимым сподвижникам, верным и добрым слугам, которые два раза уж ходили со своим начальником на Ньянцу и вот теперь опять пойдут выручать давно покинутых товарищей! Итак, прошу вас, друзья, кто хочет идти за мной, подойдите ко мне, а кто хочет оставаться в форте, те пусть не выходят из рядов.

В сознании своих сил, своего здоровья и всеми признанной отваги 107 человек с громким криком: «К майору! К майору!» бросились вперед и стали вокруг меня – только шестеро бедняков не тронулись с места, но эти были в самом деле хворые, страдали нарывами и последствиями изнурительных болезней.

Кто знает толк в людях, тот, конечно, поймет, что в настоящем случае высказались некоторые из высших человеческих достоинств; но я знаю, что иные решительно не умеют различать тонкостей человеческой природы, так же, как и другие не видят в прекрасной картине тех штрихов, в которых скрывается рука истинного мастера.

Выбрав из гарнизона несколько человек на смену тех, которые не могли бы выдержать предстоящего похода, мне оставалось только раздать каждому из членов новой экспедиции по двадцати пяти суточных порций кукурузы и посоветовать им наготовить себе столько банановой муки, сколько они в состоянии унести с собой.

До вечера 15 июня все только и делали, что превращали твердые зерна кукурузы в муку, толкли, просевали или же делали из нее род крупы, которую называли маисовым рисом; очищали бананы, сдирали с них кожу, резали на ломтики, просушивали на деревянных лоточках над огнем, потом тоже толкли в муку. Я, со своей стороны, распорядившись всем, что было нужно на пользу общую, принялся исправлять собственные пожитки, клал заплаты на свои панталоны, чинил башмаки, походный стул, зонтик, дождевой плащ и т. д.

Я решил вести этот вспомогательный отряд один, без помощи других офицеров, и на то было у меня много причин, но главная состояла в том, что за каждым европейцем следует увеличение багажа, а нам теперь нужно было стараться брать с собой как можно меньше вещей, насколько это было совместимо с общей безопасностью. Кроме того, лейтенанту Стэрсу, по-моему, нелишне было отдохнуть после двух походов кряду: сначала в Ипото за стальным вельботом, а потом к Угарруэ за больными и слабыми. Капитан Нельсон с конца сентября 1887 г. не переставал хворать то нарывами, то малокровием, от которого чуть не умер, то какими-то накожными болезнями, болью в пояснице, ломотой в ногах и пароксизмами несносной лихорадки. Для человека, настолько изнуренного недугами, поход этого рода, без сомнения, мог быть смертелен. Остается доктор Пэрк; но он необходим для форта, так как, в сущности, почти весь гарнизон состоит из людей, которым надо лечиться.

С величайшим трудом удалось набрать из гарнизона четырнадцать человек, чтобы идти с капитаном Нельсоном до Ипото и взять оттуда двенадцать вьюков нашего багажа, которого до сих пор не успели захватить. Но только что мы хотели выступить, как несчастного капитана опять забила лихорадка и на руке у него появилась какая-то страшная опухоль, – пришлось на этот короткий поход заменить его доктором Пэрком.

Моя верная собачка Ренди, которая так бодро вынесла труды двойного похода на Ньянцу и оказала нам такую неожиданную услугу в трудную минуту жизни, сделалась всеобщей любимицей, хотя никогда не дозволяла ни одному занзибарцу подойти ко мне, не поворчав на него. Желая избавить ее от утомительного похода более чем в полторы тысячи километров, я поручил ее попечениям лейтенанта Стэрса и оставил в форте. Но бедная собака не поняла моих добрых намерений – с той минуты, как я ушел, она не захотела принимать пищи, и на третий день околела с горя.