Туземцы перебрались на островок близ правого берега и взяли с собою всех кур, коз и остальное имущество, но поблизости от нашего берега они оставили в протоках свои удочки и рыболовные сети, из которых мы вытащили превосходную, крупную рыбу. Туземцы находились в полной от нас безопасности, тем более что нам было не до них и мы не помышляли с ними связываться. Но они разными знаками показывали свое желание завязать с нами дружеские отношения: лили воду себе на голову, обрызгивали ею свое тело, так что некоторые из наших предобродушно отправились поближе к их острову и начали делать то же. Тогда отважные туземцы пустились поперек водопада; один из них незаметно подкрался к нашему занзибарцу и убил его ударом копья в спину.
На другой день дневали. Сорок человек отправились в лес за провиантом; к ночи вернулись, нагруженные припасами, но один из них, мади, был тяжело ранен в спину стрелой.
7-го пришли в старый лагерь против слияния реки Нгулы с Итури; челноки совершили этот переход в 2 часа 30 минут, а пешие шли восемь часов. Расстояние должно быть около двадцати километров.
На другой день стали у селения Мамбанга на северном берегу, где нашли порядочный запас съестного; но занзибарец Джалиффи получил серьезную рану в грудь стрелою. Часть наконечника в 3 см длиною застряла в ране, что на два месяца сделало его ни к чему не годным. Когда наконечник вынули, рана зажила очень скоро.
В следующем селении, Мугуэй, или Май-Юй, мы застали большую перемену: все жилища уничтожены огнем, все банановые плантации вырублены, а на месте селения расположен громадный лагерь. Полагая, что тут стоит Угарруэ, мы выстрелили из ружья, чтобы подать сигнал, но никакого ответа не последовало, и мы направились к левому берегу в свой прежний лагерь, где на деревьях нашли пометку лейтенанта Стэрса: «31 июля 1887», сделанную им, очевидно, для майора Бартлота.
Придя в свой старый лагерь, мы увидели на берегу реки одну из женщин Угарруэ, только что убитую и обмытую; возле нее три кисти бананов, два горшка для приготовления пищи и челнок, вместимостью до пяти человек. Очевидно, тут были туземцы, которые собирались полакомиться, но, услыхав наш сигнальный выстрел, разбежались, оставив и свои съестные припасы.
Я послал несколько человек за реку посмотреть, что там творится, и они вскоре вернулись с известием, что Угарруэ, наверное, был тут не иначе как сегодня утром и отправился дальше, вниз по реке. Это мне было очень досадно, потому что я горел нетерпением узнать, не слыхал ли он чего о нашем арьергарде, а также хотел просить его не опустошать до такой степени страну, имея в виду другие караваны, идущие теми же местами; если же он будет продолжать свое дело разрушения, то все последующие путешественники будут серьезно страдать от этого.
10 августа я поручил старейшему из старшин, Решиду, с отрядом из тридцати пяти наиболее надежных людей идти нашей старой дорогой вдоль по берегу реки, а сам с челноками решился как можно скорее плыть близ берега реки до Осиных порогов, где, по всей вероятности, догоню Угарруэ и останусь с ним до тех пор, покуда подойдет Решид со своим отрядом.
В 6 часов 40 минут утра мы сели в челноки и к 11 часам, гребя из всех сил, подошли довольно близко к Осиным порогам. Но еще прежде чем услышали рев и бушевание реки, скачущей через острые скалы, преграждающие ее в этом месте, мы увидели на правом берегу громаднейший лагерь и вскоре заметили людей в белых одеждах, мелькавших между кустами. Подойдя на ружейный выстрел, мы подали сигналы, подняли флаг, и немедленно тяжелый залп из мушкетов доказал, что нас узнали. Несколько больших челноков отчалили от правого берега и пошли нам навстречу; люди из них окликнули нас на суахильском наречии.
После обмена приветствиями я спросил, что нового, и, к великой радости, впрочем, не без примеси огорчения, узнал, что гонцы, посланные нами за шесть месяцев перед тем, находятся в лагере Угарруэ. Они расстались с лейтенантом Стэрсом 16 марта и, выйдя из ставки Угарруэ, через 17 дней, т. е. 1 апреля, пришли к Осиным порогам, но тут потеряли четверых товарищей и, видя, что им ни за что не пройти вражеские полчища, вернулись назад; 26 апреля они пришли обратно в ставку и стали под защиту Угарруэ. Месяц спустя Угарруэ собрал своих людей, рассеянных по различным селениям, и вместе с нашими гонцами начал спускаться вниз по реке. Они прибыли к Осиным порогам 9 августа, пробыв в пути семьдесят шесть дней. Мы употребили столько же времени на переход сюда от Ньянцы, а от прежней ставки Угарруэ до Осиных порогов пришли на двадцать девятый день.
Мы стали лагерем на левом берегу в опустевшем селении Бандейя, а лагерь Угарруэ был расположен на правом берегу, в бывшей деревне Бандекайя. Угарруэ в сопровождении своих старшин и наших гонцов, оставшихся в живых, переплыл реку и явился к нам с визитом. Вот что поведал мне старший из гонцов посреди всеобщего молчания: