Отец тоже тихо говорил с детьми. Сначала он пытался внушить им надежду и ободрить; однако мало-помалу и он сам и дети почувствовали, что всякая надежда бесполезна — так ухудшилось их состояние.
Костер между тем догорел и угас. Никто и не думал о том, чтобы поддерживать огонь. Потому что, хотя топливо и было заготовлено в изобилии — всего в нескольких шагах от костра лежала целая куча веток, — люди вконец обессилели и не могли их взять. Да и зачем стали бы они поддерживать костер? Не все ли равно, как умирать: в темноте или при свете костра!
Правда, Редвуду очень хотелось хоть на миг осветить лица детей, пока еще смерть не наложила на них своей печати. Быть может, он и попытался бы сам или попросил бы кого-нибудь из матросов разжечь костер, но, взглянув случайно на восток, увидел на горизонте узкую полоску бледного света. То была предвестница утра — заря. А он знал, что в тех широтах, где лежит остров Борнео, тотчас же вслед за своей предвестницей приходит и день.
— Слава Господу! Я еще раз увижу их перед смертью! — угасшим голосом, но с чувством горячей благодарности воскликнул Редвуд.
И будто в ответ на его слова, светло-серая полоска на востоке стала быстро шириться и разгораться, и вскоре весь горизонт был уже залит золотистым сиянием утренней зари. А еще через несколько мгновений над водной гладью Целебесского моря показалось великолепное тропическое солнце.
Когда его веселые лучи коснулись верхушек деревьев и стало светло, несчастные взглянули друг на друга, после чего их взоры обратились в разные стороны.
Капитан с любовью смотрел на дорогие ему лица детей, уже покрывшиеся землистой бледностью приближающейся смерти; Муртах грустно глядел на океан, словно желая вновь очутиться среди его волн и, верно, мечтая о своей зеленой Ирландии; малаец же пристально устремил глаза вверх — не к небу, а на что-то среди ветвей дерева, раскинувшего над ними свою крону. И вдруг выражение его лица чудесно преобразилось. Взгляд запавших от страдания глаз, еще за секунду перед тем выражавший одно тупое отчаяние, мгновенно просветлел и оживился.
Сэлу вскочил на ноги и что-то радостно крикнул по-малайски. Услышав слово «Аллах», которым оканчивалось восклицание, все поняли, что он благодарит Бога.
— Слава больсой Бог! — продолжал малаец уже на своем ломаном языке, чтобы его могли понять товарищи. — Мы все спасаться! Яд сколо нет. Выходить все… Под делевом смелть… И, схватив за руки детей, он силой заставил их подняться с земли и вывел… да нет, просто вытащил из-под дерева и подальше от него, на открытое место.
Муртах и капитан Редвуд, хотя они и не поняли толком, что означают слова и странный поступок малайца, послушно последовали за ним.
Только тогда, когда все уже сидели на прибрежном песке залива и воспаленные лица их обвевал свежий ветер, Сэлу объяснил, в чем дело.
Объяснение было очень простым. Он указал пальцем на дерево и произнес одно-единственное слово — «анчар».
Глава XX.
ЯДОВИТЫЙ АНЧАР[33]
Анчар!
При этом слове капитану Редвуду и Муртаху все стало ясно. Да и кто из путешественников, после того как его судно избороздило все моря вокруг островов Малайского архипелага, умудрился бы не знать, что такое анчар! Пожалуй, в целом мире нет уголка, где бы люди не слыхали об этом дереве, отравляющем все живое своим ядовитым дыханием; даже трава и та не растет под ним.
Капитан Редвуд был достаточно культурным человеком, чтобы не верить в россказни, и все же это слово многое объяснило ему: и внезапную дурноту, и головокружение, и рвоту, и овладевшую ими страшную слабость. Ведь их костер был разложен у самого подножия анчара, и под воздействием дыма, поднимающегося до самой кроны, из его листьев стал выделяться ядовитый сок.