В дебрях Центральной Азии

Амбань спрашивал о задачах экспедиции и раскопок, говорил, что в развалинах городов у Турфана на стенах нарисовано много буддийских божеств, попадаются также черепки посуды и вещицы более древние. Он сказал, что разрешает срисовывать картины, но копать можно не глубже одной четверти. За исполнением этого будет следить уездный начальник Турфана.

Затем следовали вопросы о способе путешествия через Россию, о Германии, ее императоре и дворе (довольно наивные), о Чугучаке и дороге в Урумчи. Время от времени амбань прихлебывал чай и мы следовали его примеру; пользуясь этими перерывами, профессор что-то говорил секретарю вполголоса.

Потом слуги подали всем кальяны - небольшие металлические коробки с длинной трубкой, которую брали в рот, а табак слуга зажигал в устье другой короткой трубки, погруженной нижним концом в воду, заполнявшую коробку. Таким образом табачный дым проходил через воду. Профессор курил сигары, но для приличия ему также пришлось сделать три затяжки, пока не сгорела маленькая порция табаку, положенная в трубку. Секретарь был некурящий и после первой затяжки так закашлялся, что вызвал улыбку амбаня, который покачал головой.

Я привык к кальяну и курил с удовольствием. Амбань заявил, что табак самый лучший, привезен из Ланьчжоу в Ганьсу.

Коробку с подарками чиновник, встретивший нас во втором дворе, взял там же и отнес к амбаню.

После курения амбань встал и в заключение, выражая благодарность за подношения, спросил с улыбкой, все ли женщины в Германии такие толстые, как нарисовано на коробке, и всегда ли ходят полураздетые. Что ответил секретарь, я не понял, но амбань рассмеялся и, сложив кулаки, поднял вверх большие пальцы, что у китайцев выражает большое одобрение. Затем он поклоном отпустил нас и направился со свитой в глубь зала. Мы раскланялись и вышли, сопровождаемые одним из чиновников до третьего двора, где тот, прощаясь, пожелал нам счастливого пути.

На.следующее утро тот же чиновник привез нам ответные подарки - тушу баранины, при виде которой профессор поморщился, несколько коробок китайского печенья и маленькую головку сахара - все это в качестве провизии на дорогу. Он спросил, нет ли у нас туалетного мыла и стеариновых свечей - для жены амбаня. Профессору пришлось выдать из дорожного запаса пачку свечей и кусок мыла. Получив это, чиновник пригласил секретаря ехать с ним в ямынь, получить приготовленное разрешение на раскопки в Турфане. Секретарь и Лобсын поехали с чиновником и через час Лобсын вернулся с паспортами и разрешением.

Профессор отдал переднюю часть барана хозяину постоялого двора, а заднюю оставил в запас на дорогу вместе с печеньем и сахаром. Немецкий гебек у них кончился, и он примирился с мыслью, что придется кушать китайское печенье.

Этот день ушел на переговоры с китайскими возчиками относительно переезда в Турфан, куда можно было проехать в три дня на долгих, т. е. без перемены лошадей на станциях. Мы наняли двух крепких лошадей для легкой телеги и трех мулов для грузовой. Секретарь с моей помощью купил четыре китайские лопаты, две кайлы, оберточной бумаги и ваты для завертывания мелких вещей, добытых при раскопках, кроме того провизии на дорогу. Профессор велел также купить бутылку китайской водки, очень крепкой, но плохо очищенной, с запахом сивушного масла.

Дорога в Турфан идет на юго-запад по глубокому понижению в Восточном Тянь-шане, в северной части которого расположен Урумчи. Миновав оживленные улицы города и его южного предместья, пригородные сады и огороды, мы выехали в степь и вскоре поднялись на плоский перевал через низкие гряды Дун-шань. Справа от нашей дороги уходили вдаль на запад цепи Тянь-шаня, поднимаясь чем дальше - тем выше. Там были расположены долины рек Каш, Текес и Хайду-гол и плато Юлдус, населенные кочевниками. Слева высились скалистые отроги горной группы Богдо-ула, самой высокой в этой части Тянь-шаня к востоку от Урумчи. Две вечноснеговые вершины этой группы временами показывались из-за отрогов и облаков.

С перевала дорога спустилась в длинную и широкую впадину с озерами Сайопу и Айдын-куль, окаймленными зарослями камышей.

По этой впадине мы ехали до заката солнца. Богдо-ула все время видна была слева, и ее снеговые вершины манили к себе путников, томимых жаром. Вне зарослей дно впадины представляло пустыню, усыпанную щебнем и галькой.

Ночевали на станции Ту-дун, где воду дают хорошие ключи. Но комната была грязная и темная, так что профессор предпочел спать в своей телеге. Его сну очень мешали комары, пробиравшиеся через щели, Тогда как секретарь в фанзе выспался хорошо.