В дебрях Центральной Азии (записки кладоискателя)

На перевале сомкнулись бэли Мэчин-Ула и передовой цепи Карлыктага, а за перевалом они начали расходиться, и дорога пошла вниз по бесплодной степи к обширной впадине озера Туркуль, где мы разбили палатку. Озеро солёное, без стока, по берегам даже садится соль, которую собирают монголы и таранчи Баркуля и Хами. Вдоль берегов – заросли чия, а там, где из-под откосов берега вытекают пресные ключи, образуются лужайки, густые чащи тальника. Мы остановились у ключей северного берега. На южном берегу за озером видны были юрты и пасшийся скот, а на восточном – фанзы селения таранчей.

По мелким горам хребта Мэчин-Ула и передовой цепи Карлыктага мы шли ещё два дня через селение Тугурюк в селение Бай, где те и другие горы ещё понизились и распались на группу холмов. Бай – последнее к востоку селение Баркульского округа на маленькой речушке, текущей с конца Карлыктага. Дальше до самого Эдзин-Гола совершенно безлюдная Гоби, бедная водой и растительностью. По ней кое-где разбросаны низкие гряды и группы холмов, а на продолжении Карлыктага, т. е. Тянь-Шаня, тянутся скалистые кряжи гор с запада на восток, но не сплошной цепью, а разорванной, с более или менее широкими промежутками. В них или вблизи них попадаются небольшие оазисы.

От селения Бай мы уже намерены были перейти к ночным переходам и потому провели в нём целые сутки.

Лобсын в этом селе расспросил людей о предстоящем длинном пути через Гоби, о названиях гор, колодцев, характере дороги. Но на первый переход мы наняли в посёлке проводника, чтобы в темноте не сбиться, так как от нашего пути ответвлялись ещё дороги к Алтаю, на север, и в Сачжёу, на юг. Проводник ехал вместе с Лобсыном во главе каравана и по временам затягивал длинную заунывную песню, в которой он описывал всё, что видно по сторонам, конечно, по памяти, так как в темноте решительно ничего нельзя было различить, кроме нескольких параллельных тропинок, вытоптанных караванами в почве степи и чуть выделявшихся при свете звёзд на более тёмном фоне. Ночью проводник ориентируется по звёздам, помня их расположение в небе в разное время года.

Ночь была тихая и довольно холодная. Мальчики спали спокойно, укачиваемые равномерным шагом верблюдов и приникнув к мягкому вьюку. Я тоже привык дремать, сидя в седле в хвосте каравана, просыпаясь при каждой остановке, когда ботало последнего верблюда замолкало. Так проходили часы в равномерном движении. Наконец, на востоке небо просветлело, и на его фоне стали ясно выделяться фигуры верблюдов. Утренний холод разогнал дремоту, я соскочил с седла и пошёл пешком. Вскоре справа вдали вырисовалась низкая скалистая гряда гор; ровная степь с мелкими кустиками тянулась к их подножию, а слева она же расстилалась до горизонта. Звёзды начали уже меркнуть. Мало-помалу становилось светлее, восток порозовел; на гряде справа уже выяснились тёмные ущелья, седловины, обрывы скал. Взошло солнце прямо впереди каравана среди полосчатых тонких облаков, золотистых и розовых с зубчатыми краями. Тропинки нашей дороги тянулись до горизонта прямо к солнцу и упирались в его красный диск, словно в светлые ворота. Восходы и закаты в пустыне всегда чаровали меня своей красотой и сочетанием разных форм и красок облаков.

Становилось теплее по мере того как солнце поднималось выше. Проводник опять запел и, вслушиваясь в слова песни, я понял, что он просто фантазирует. По сторонам дороги, кроме почти ровной пустыни и скалистой гряды на юге, не было ничего того, что он описывал в своей песне. Так мы прошагали ещё часа три, пока слева не появилась группа холмов, у подножия которых зелёная полоска выдавала наличие воды и корма. Проводник свернул к ней, и мы подошли к лужайке, на краю которой у склона холмов вытекал из трещины в камне большой ключ, заполняя впадину аршина два в диаметре и в две четверти глубины, и извивался затем ещё несколько шагов среди травы. Большое старое дерево поднималось по соседству, и вокруг него почва была опалена, усеяна помётом верблюдов и, очевидно, служила местом стоянок караванов. Мы расположились тут же на отдых на весь день, раскинули палатку, развели огонь, сварили чай, хорошо позавтракали. Потом отпустили животных на пастбище под присмотром мальчиков, которые выспались за ночь, а сами легли спать до послеполудня. Мальчики сварили обед и разбудили нас. Проводник после обеда уехал назад; едучи рысью, он мог поздно вечером вернуться домой.

После обеда мальчики в свою очередь прикорнули, а мы сидели возле палатки, греясь на солнце тёплого сентябрьского дня.