Читаем В день черной звезды. Сборник стихов полностью

Рвал вместе с кожей и сердцем.

Стены качались от грома,

Стёкла дрожали от страха

В доме угрюмого гнома,

Стол освещался как плаха.

Было нервозно и жутко, -

Пахло слезами и кровью…

Горец ворочался чутко,

Бурку тянул к изголовью.

Верный кинжал под рукой

Трогал не спавшей ладонью,

Крепкой дышал аракой

Во тьму, словно в душу воронью…

Грозный хозяин за стенкой

Что-то шептал про расплату

С высохшей, древней чеченкой,

Стихшему вторя раскату…

В чётках старинного рода -

Каплей янтарной – обида

За униженье народа

И извиненье для вида…

Щурился в рамочке Сталин,

Равный, поди, только Богу,

Глядя с усмешкой, как Каин,

На грозовую дорогу.

Чёрная метка сирени

Вспыхнула молнией в раме, -

Страхом, пронзившим коренья

И облака над горами.


Шамиль

Вдалеке от Кавказа,

За тысячи миль,

У священного камня

Молился Шамиль.

Бритый череп

На солнце арабском блестел,

Прогибалась спина

И бешмет шелестел…

Что просил у Аллаха

В пустыне Шамиль,

Прошагавший паломником

Тысячи миль? –

Знают чёрный валун

И горячий песок

Да узнавший имама

Калужский лесок,

Где молился Аллаху

Мятежный имам,

Завещавший возмездие

Страшное нам,

За свободу, распятую

В Чёрных горах,

За бесчестие горцев

На вражьих пирах…

Но беззлобную песню

Поёт мне зурна…

Звук печали растёт,

Как росток из зерна.

Всё насквозь пробивает

Упрямый росток,

А пробьётся, и нежный

Раскроет листок.

Так и горец,

Судьбу одолевший душой,

Вдруг наполнится нежностью

Дружбы большой.

И откроет дорогу

Навстречу друзьям –

Без ухабов коварных

И мстительных ям…

Не напрасно в пустыне

Молился Шамиль,

От родного Кавказа

За тысячи миль!..

И недаром о братстве

Вещал Магомет

До того за суровую

Тысячу лет…

Сердцем друга и брата

Написан Коран,

А не кровью из старых,

Открывшихся ран.

Не отмщения просит

Бессмертный имам,

А прощения всем,

Заблудившимся нам.

Милосердны и Бог, и Великий Аллах

В светлых мыслях, словах

И бессмертных делах!


Стихи о грозненском базаре

Груди дынь раскрыты настежь,

Бьёт по сердцу аромат…

Ты глаза свои не застишь,

Смотришь впрямь, как Азамат *.

И хитро обводишь оком,

Как неистовый абрек,

Грудь, светящуюся соком…

Рядом с хилостью калек.

Ты хитро обводишь оком,

И вонзаешь в мякоть нож, -

Чтоб напившись сладким соком,

Утолить желаний дрожь…

Но они растут, как горы, -

Только бросит нежный взгляд

Та, что с обликом Авроры

Забрела в торговый ряд…

Погляди, как рдеют щёки!

Как агаты глаз горят! -

Бьют под сердце биотоки!

Губы что-то говорят…

Хороша! – кивнёт на дыню

С явной завистью старик,

Что вот-вот по тьму-пустыню

Зашагает напрямик.

Хороша! Старик лукавый,

Проходи, не ворожи,

Как последний пёс плюгавый,

Над нектаром не дрожи! -

Хочешь ты сказать, но только

Поворачиваешь взор:

И ему глазами, колко -

Проходи скорее, вор!..

Не тебе глазами, старый,

Грудь такой красотки есть!

Знаешь сам, что ей не пара

И твоя нелепа лесть.

А характер у абрека,

Как залётная гроза. -

Проходи, базар не Мекка,

На Аврор не пяль глаза!..

И вдоль ряда дынь, торговок,

Затаив бессильный яд,

Озираясь на плутовок,

Понесёт он злобный взгляд.

Не купить за деньги юность

На базаре, как товар.

И души – девицы лунность…

Не отдать тому, кто стар.

Слышишь дробный след лезгинки,

Рёв клаксонов у ворот?..

Про запретные картинки

У немого шепчет рот.

Заграничные авроры

С них взирают, обнажившись…

Увози бесстыжих в горы,

На пророка положившись!..

Пусть тебе пророк поможет

Оживить сухую плоть!

И покуда зависть гложет,

Можешь к стенке приколоть

Заграничную Аврору,

Чтоб не злиться на своих,

И, насыпав денег гору,

Разделить их на двоих!..

Вспоминая ритм базара,

Запах перца, чеснока,

Дух крепчайшего навара,-

Сознавать, что жив пока.

Не сердись, старик, на юность!

Без неё умрёт базар,

Жизни пёстрой многоструйность

Отойдёт, как тьмы хазар,

Как пластинки – в магазине,

Станет скучным белый свет,

Потускневший в спелой дыне,

Как в рабыне прошлых лет…

Пусть хитро обводит оком

Лики новые абрек!..

Грудь, светящуюся соком!

Жизнь без хилых и калек!…

1983 год.


* * *

Вот они – огни аэродрома,

Промелькнули, словно светляки.

Полчаса – и я в объятьях, дома.

Отчего же плачут старики?

В их глазах слились и боль и радость,

И во всем виновен только я.

Подкатила к горлу виноватость

И к душе – задолженность моя.

Долго-долго я бродил по свету,

Отдавая восхищенье глаз

То алтайским высям, то Тибету,

Как влюбленный в горы верхолаз.

Но земля, что встретит спозаранку

Брызгами сирени у ворот,

Вывернет и душу наизнанку,

Когда мать, как в детстве позовет:

Витя! Что прекрасней и певучей

Слов ее, не вянущих как цвет!..

– Сын! – зовет отец, и я везучей

И сильней, чем весь наш белый свет.

Почему ж, родным пренебрегая,

Уходил я в тихий, ранний час

К синим высям горного Алтая,

К холодам, разъединявшим нас?

Потому, наверно, чтоб яснее

Край родной понять издалека

И потом, в объятиях пьянея,

Ощутить, как счастлива река,

Как безумно счастливы травинки

На родной отеческой земле…

Не заманят более картинки,

Что пестреют в книгах на столе…

Им – сухим, бездушным, непонятно,

Почему к истокам воротившись,

Как на солнце, солнечные пятна,

Стыд на сердце выступил, родившись…

И сконфужен встречею такою,

Я бодрюсь: «Да что же вы, я – вот…»

И слезу невольную – рукою

Незаметно… пусть не выдает.


До свадьбы заживет

Ударили в игре, из носа кровь течет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия
Поэты 1820–1830-х годов. Том 2
Поэты 1820–1830-х годов. Том 2

1820–1830-е годы — «золотой век» русской поэзии, выдвинувший плеяду могучих талантов. Отблеск величия этой богатейшей поэтической культуры заметен и на творчестве многих поэтов второго и третьего ряда — современников Пушкина и Лермонтова. Их произведения ныне забыты или малоизвестны. Настоящее двухтомное издание охватывает наиболее интересные произведения свыше сорока поэтов, в том числе таких примечательных, как А. И. Подолинский, В. И. Туманский, С. П. Шевырев, В. Г. Тепляков, Н. В. Кукольник, А. А. Шишков, Д. П. Ознобишин и другие. Сборник отличается тематическим и жанровым разнообразием (поэмы, драмы, сатиры, элегии, эмиграммы, послания и т. д.), обогащает картину литературной жизни пушкинской эпохи.

Константин Петрович Масальский , Лукьян Андреевич Якубович , Нестор Васильевич Кукольник , Николай Михайлович Сатин , Семён Егорович Раич

Поэзия / Стихи и поэзия