В день первой любви

И Володя на мгновение представил: он тоже будет стоять в коридорах, как те студенты, которых видел сегодня. Будет переживать, носиться по этажам, шумно спорить с кем-то. Перед ним открывалась заманчивая студенческая жизнь.

— Я сегодня видел одного парня: тощий, как телеграфный столб. Тоже будущий композитор. Сочинил сонату для двух роялей. Я послушал. И знаешь, мне тоже захотелось сочинить сонату. Для скрипки и рояля. Главной темой будет мотив песенки, которую пели сплавщики леса, когда я был маленьким. Но я запомнил этот мотив. Может, конечно, высоко беру, все-таки соната.

— Ты пиши, а не рассуждай, — прервала его Ольга. — И пожалуйста, не вздумай важничать. А то сделаешься знаменитым и заважничаешь, своих узнавать перестанешь.

Володя вдруг подумал, что никогда еще он не был так счастлив, как в этот день. Ольга — его добрый гений. Кто, как не Ольга, внушила ему веру в себя, Ольга позвала его в Москву, она сделала так, что его принял известный профессор. Она идет сейчас рядом с ним, красивая и гордая, радуется его радостями, живет его мечтами. Чего еще ему надо?..

12

Володя вышел в тамбур. Поезд громыхал уже через мост. Показалось здание машиностроительного завода, за ним выплыла труба «Лакокраски», черная и тонкая, как головешка. Ржавый купол монастыря вынырнул из зелени старых лип. Заскрежетали тормоза, еще минута-другая — и возник, покатился навстречу рыжеватый от пыли перрон.

Войдя в свой двор, Володя увидел сидевшего на подоконнике Колю — в майке и трусах. Коля держал в руках осколок зеркала и норовил ослепить солнечным лучиком развалившегося у сарайчика серого кота. Не дожидаясь, когда Володя войдет в дом, он крикнул:

— Леха наш получил повестку!

— Что? — переспросил Володя.

— Леху призывают в армию.

В комнате Володя сел на диван и в ожидании подробностей вопросительно уставился на Колю. Повестка Алексею пришла вчера утром. Через неделю приказано быть на сборном пункте с кружкой, ложкой, сменой белья. Коля морщил лоб, перечисляя вещи, которые надлежит иметь при себе новобранцу: мыло, бритву…

— Леха мечтает попасть в танкисты, — деловито сообщил Коля. — А я бы пошел в летчики.

Володя достал из чемодана гостинцы: круг дешевой колбасы, пакетик конфет — все, что удалось купить на сэкономленные деньги.

— Где сейчас Алексей?

— Пошел увольняться с работы.

Володя снял пиджак, сбросил рубашку и пошел на кухню умываться. Коля же занялся примусом, звенел кружкой, наливая воду в чайник.

— Мишку Кожевникова и Алика Малявина тоже берут.

— Малявин же имел отсрочку, — сказал Володя, отфыркиваясь около умывальника.

— Ну и что? Наш Леха тоже имел отсрочку.

Вернувшись в комнату, Володя долго утирался полотенцем. Он не знал, как отнестись к тому, что Алексея призывают в армию. Два, а может и три, года его не будет дома. Старший брат — главный помощник матери, опора семьи. Да тут еще и он, Володя, осенью уедет в Москву. Мать останется одна с Колей. Непросто складывалась жизнь.

— Это для мамы. Погляди-ка.

— Ух ты! — воскликнул Коля, рассматривая ткань. — Красивая!

Володя аккуратно свернул материю, положил на комод. Туча белого дыма поползла через открытую дверь из кухни: заглох примус.

— Чертов паровоз! — в сердцах воскликнул Коля.

13

Алексея провожали в пятницу. За столом сидели Серега Щеглов, побритый, наодеколоненный так, что за десять шагов слышно, рядом Кукин, их жены — Клавдия и Анна, обе в новых кофтах, дальше два парня в одинаковых синих костюмах — шоферы из гаража, где работал Алексей. Еще была приглашена Алексеева «зазноба», как выразилась Клавдия, — Галка с Красного Перевала.

— Зазнобу-то, тетя Даша, посадите поближе к Алексею, — сказала Клавдия. — Пущай помилуются.

— Да они и без меня сядут рядом, — ответила мать.

Володя с Колей примостились на краю стола; на обоих были рубашки нежно-розового цвета. Матери дали материал на Октябрьские праздники как премию, хотела платье скроить, да передумала, и тетя Варя быстро сшила ребятам рубашки.

Сейчас мать с тетей Варей метались с тарелками, разносили закуски. Мать спрашивала:

— Пироги-то подавать теперь или погодя?

— Обождем с пирогами, не торопись, — отвечал за всех Щеглов.

За столом разговор шел о службе в армии.

— Первое дело — порядок, — говорил Кукин, насупливая редкие брови. — Там тебе не дадут взбрыкивать. «Есть!» — и все, не шурши.

— А как же — дисциплина, — вторила ему Клавдия.

— И чтобы все было на большой палец, Алексей! Давайте выпьем, дорогие товарищи, — предложил Щеглов, поднимая стопку.

— Будь здоров, Леха!

Мужчины выпили до дна, а женщины поднесли стопки ко рту и, едва коснувшись губами, поставили обратно.

— Это на кого же вы серчаете? — обратился Щеглов к Алексеевой зазнобе. — По такому-то важному делу. Нельзя, нельзя…

— Сами пейте, а нас не невольте, — заявила Клавдия.

— А тебя никто и не неволит, — вмешался Кукин и громко засмеялся. — Ты до стопки могешь вовсе не дотрогаться.

— Не про меня речь, а неволить нельзя, — ответила мужу Клавдия.

Подали жареное мясо. Щеглов снова предложил тост за будущего красноармейца: