В день первой любви

«Сколько тебе лет, Пинчук?» Он вдруг забыл, сколько ему лет. «Я живу давно, я так много всего видел…» — «Что же ты видел, чтобы забыть свои годы?» — «Я видел смерть, я видел ее много раз». — «Ну так что?» — «Как «что»? Смерть видят только старые люди, которые кончают жить». — «Но ведь сейчас война». — «Да, сейчас война, и потому я так много видел…»

Пинчук снова открыл глаза и обнаружил, что Маланова рядом уже не было. «Наверное, возится с рацией», — удовлетворенно отметил Пинчук и стал думать о Давыдченкове, о Коле Егорове, о том, что предстояло им впереди. Чутье и опыт подсказывали Пинчуку, что пребывание их в тылу у врага не окажется долгим. Операция, проведенная ими — это тоже хорошо понимал Пинчук, — не является рядовой и наверняка повлечет за собой существенные изменения в боевой ситуации на всем участке фронта.

Макушка огромной ели по другую сторону оврага заходила из стороны в сторону: на высоте гулял ветер. Ель, казалось, прислушивалась к размышлениям Пинчука, и ему почудилось, она закивала своей остроконечной вершиной, когда он подумал, какие изменения могут произойти после того, как они провели свою операцию.

И на мгновение ему представилась удивительно прекрасная картина: там, за лесом, за разбитыми хуторами, бьются батальоны его дивизии, наступая на фашистов. А он, разведчик этой дивизии, идет к ним навстречу. Пинчука вдруг охватил неудержимый восторг в предвидении будущей встречи: маленькая группа разведчиков и огромная многотысячная армия — он почти захлебывался в ее объятиях…

Все почти так и произошло, как предчувствовал Пинчук. В ту ночь, когда было открыто танковое логово, наши самолеты беспрерывно летали над передовой в немецкий тыл. К гулу их пехотинцы в окопах уже стали привыкать, хотя и задумывались по поводу того, какие события последуют вслед за столь массированными налетами нашей авиации.

На второй день авиация неожиданно ударила по немецкому переднему краю, к авиации как-то незаметно и постепенно присоединилась артиллерия, а после полудня вдруг взвились ракеты и батальоны, вскинувшись над брустверами, пошли вперед, выбили в коротком и жестком броске вражескую пехоту из окопов и с танковым десантом углубились на значительное расстояние, разорвав оборону немцев.

Наступление продолжалось весь вечер и всю ночь. Зайдя в тыл, части переднего края стали расширять плацдарм, и, боясь окружения, немцы были вынуждены убраться и на соседнем участке. Полк, в котором воевала Варя, тоже пошел вперед.

Был серый, облачный день. Скрипели повозки, груженные телефонными аппаратами, катушками кабеля, разным военным имуществом. Девушки-связистки шагали за повозками неровной стайкой, поглядывали опасливо вперед, отходили в сторону, пропуская мимо грузовики с пушками, штабные автобусы, радиостанции.

Когда девушки вступили на понтонный мост, налаженный саперами через реку, Варя будто что-то вспомнила и остановилась.

Мутноватая холодная вода плескалась у ее ног, хлюпая по бортам понтона. Торчали у берега концы затонувших бревен, плыли листья, и птицы кружились над водой, грустно вскрикивая.

Варя стояла и глядела задумчиво в одну точку.

Может, в тот миг она снова увидела коптящий огонек в землянке и в его зыбком оранжевом свете лицо Пинчука — обросшее, худое, с холодным тяжелым взглядом.

Громыхали по понтону повозки. Кто-то окликнул Варю, она вздрогнула и побежала вперед, туда, где шагали ее девчата, и, догнав их, долго шла молча.