“Неужели?” – ужаснулась Ольга. Красавица на точеных ногах, а впереди дорога, выложенная булыжником мужских сердец. Господин совратитель знал и не сказал, оказался убийцей, а она соучастница. Она тоже знала, но не предупредила. Как в дурном американском кино, ей не хватило времени понять, что задумал маньяк.
– Что тут? – спросил Рустам.
– Утонула.
Он сел на песок, сразу поверив, уронив голову между колен. Что у него за злая судьба, в которой смерть – обычное дело?
Оксану отнесло течением к Западной скале и почти мертвую выбросило на берег. До смерти не хватило нескольких минут холодной воды. Она хотела напугать Грушецкого и, нырнув глубоко, попала в холодный поток с лимана. Она била руками и ногами, чтобы не замерзнуть, а ее тащило все дальше и быстрей. Когда Грушецкий бросил нырять и завел скутер в погоню, она уже валялась в тонком кружеве пены на берегу, не в силах отползти, пока холод не прогнал ее выше. Еще два часа она извергала воду, потом карабкалась по скале и уже в полночь, шатаясь и отплевываясь, добралась до пансионата. Привычной музыки не было, и в прохладной тишине она услышала плач.
В темноте у моря сидел человек, и плечи его тряслись. Он громко, по-детски всхлипывал и вытирал слезы.
– Рустам, – позвала она, и горло сжалось, выплюнув морскую воду.
Он встал, отшатнулся, рванулся к ней.
– Простите, доктор.
– Девочка моя. – Он обнял ее непросохшую голову и принялся гладить.
– Знала б ты, как я тосковал.
– Ну да. – Оксана робко провела по мягким волосам, вглядываясь в лицо. – Едва не умерла, но все-таки кто-то дождался. Если б вы знали, доктор, как я себя не люблю, поэтому и меня никто… даже мама не любит.
– Я, – решительно перебил доктор. – Я. Но сейчас нужно к отцу.
– Я точно знаю, он в порядке, – бормотала Оксана. – Гвозди бы делать из этих людей…
Ольга ждала похорон. Она надеялась поговорить с серым господином, но похорон не случилось. Умершая воскресла. Еще один выстрел вхолостую.
Ольга начинала презирать его жестокие игры.
Доктор Гутман сбрил бородку, и стало заметно, что ему не сто лет, а примерно тридцать шесть и он подозрительно холост. Гладко выбритый, как жених, он строго извинился перед Оксаной, сказав, что только под страхом ее смерти он мог сделать это бессмысленное признанье.
– Почему это? – обиделась Оксана. – Неужели я такая страшная?
– Вообще-то да. – Они одновременно засмеялись. Он хохотал весело, закинув подбородок кверху. “Хороший”, – решила Оксана. Надо бы ей выйти замуж по-настоящему, купить велосипед и ситцевый халат, родить еще ребенка или двоих и стать хозяйкой курорта. На велосипеде удобно объезжать владенья.
– Эй, эй, Вадик. Слушай, Вадик, – она, поторапливая, замахала враскачку приближавшемуся водителю, – а где бабуля, ну та, на велосипеде?
– Вечные вопросы, – недовольно буркнул Вадик. – Спеклась бабуля. В тот день, как вы утопли, навернулась с Западной скалы. Травку собирала и свалилась. Рыбаки нашли под скалой, оббитую. Приехала
Люся, похоронила бабушку и осталась жить. Хороший дом, хороший муж, что еще нужно человеку…
– Муж? – удивилась Оксана.
– У Люси-то? Конечно. Рустам. Обстоятельная женщина, все на месте, – с удовольствием докладывал Вадик. Оксане это не понравилось.
– А ты, Вадик, э-э, никак любишь плохие вести? Удовольствие получаешь, что ли, какое? На востоке гонцов с плохими вестями раньше убивали. А может, это ты бабуле упасть помог?
– А может, кто другой? Чего ей было на скалу лезть? – разозлился
Вадик. – Разве что поглядеть, что там внизу валяется.
“Точно”, – подумала Оксана. Ведь старушка за ней шпионила.
Рустам сутками не выходил из дома, доктор Гутман его не навещал, и только от приехавшей Люси он узнал все новости. Что бабуля сорвалась со скалы, а Оксана осталась жива. Его самого поразило, как равнодушно он принял последнюю весть. Он уже попрощался с райской птицей, по ошибке влетевшей в его дом с рыбьей костью в горле, когда доктор Гутман испугался ответственности. Тогда вступил он. Убийца в облике врачевателя, он ее спас, но она все равно умерла. Это было понятно. Непонятно, зачем она воскресла и пришла. А она тихо разговаривала на кухне с Люсей.
– Бабуля не сумасшедшая, пусть он не брешет, – поясняла Люся, ловко подкалывая волосы у зеркала спиной к Оксане. Тонкий халатик сельфериновой окраски – желтое, голубое, розовое, салатное – все вперемешку обтекало хорошее тело. “Луговая девушка”, – подумала
Оксана. – Бабуля бдительная, это да. Потому что деревенская.
Общественное мненье создавала, глас народа. Кого невзлюбит… Вон
Рустама не полюбила, так ведь житья не было. Строгая…
– У каждого своя роль, – согласилась Оксана и дрогнула от его голоса.
– Ксан, чай будешь? – буднично спросил он, как будто они сто лет дружили семьями.
– Буду. – И едва не поперхнулась, когда острый чай обжег горло. Люся налила горячего, а она сердито уставилась на Рустама. Когда он успел измениться? Три дня, как появилась женщина в цветном халате, а перед ней сидит усатый татарин, и видно, каким он будет в шестьдесят лет.
Как проясняет человека его женщина!