И всегда, когда он спрашивает, он на самом деле вовсе не интересуется настоящим ответом — он только хочет позлить папу!
— Что крестьянам делать-то целыми днями? —Дядя Манфред полагает, что крестьянам целые дни решительно нечего делать! Сам он работает на почте.
Папа всегда говорит:
— Пыль, с бумаг перетряхивает!
И если папа хочет побольнее задеть дядю Манфреда, то говорит ему:
— Тебе бы надо поставить кровать прямо в конторе, тогда ты смог бы спать с утра до ночи!
Тут уж маме приходится окорачивать их обоих, папу и ее брата, дядю Манфреда. Потому что мама не любит, когда в семье раздор между родственниками.
Ганси придерживается папиной стороны, а не дяди Манфреда. Он ведь собирается в будущем когда-нибудь взять на себя хозяйство и быть крестьянином.
Когда дядя Манфред выходит во двор, он чаще всего воротит нос:
— Боже мой, воняет так, что хоть беги!
И если Ганси хочет поздороваться с дядей Манфредом за руку, тот частенько не берет ее.
— Тьфу, черт,—говорит он при этом,—ты что, не можешь помыть руки?
Хоть он и крестный отец Г анси, но это вовсе не дает ему права так обращаться с ним! По крайней мере, Ганси так считает.
И вообще, дядя Манфред сам вечно воняет. Одеколоном для бритья. Ганси приходится иногда просто зажимать нос. А папа так всегда чихнет трижды и скажет:
— Ходячий парфюмерный магазин!
Дядя Манфред осуждает папу, что тот распыляет с «бульдога» ядохимикаты на полях для уничтожения сорняков.
— Ты с твоими ядами, с твоей этой дурацкой химией!..
— Твой одеколон тоже яд, а ты мажешь себе им лицо, олух! — отвечает
ему папа.
Но однажды слова дяди Манфреда сбылись в их наихудшем смысле...
Это случилось в среду, перед обедом. Ганси был в школе. Мама как раз готовила к обеду яблочный рулет. А папа заправлял ядом опрыскиватель, потому что собирался после обеда обработать поля неподалеку от дома.
— От этого хоть сорняки не так разводятся, пшеница будет лучше расти, — считает он.
Он наполняет жидкостью из канистры большой опрыскиватель, который навешен сзади на «бульдог». Папа не боится ядов. Он вообще ничего не боится. И ядовитых испарений из канистры тоже. Нет-нет да и хватит иной раз полный вдох. Ну и что? Ему это уже сколько раз сходило с рук. И еще пока ни разу ничего не случалось. И так же часто ядовитая жидкость попадала ему на руки, на рубашку, на брюки. И что? Все обходилось. Ни разу никакого несчастья. Папа ни о чем таком и не думал никогда.
Он осмотрел все узлы опрыскивателя, привинтил покрепче шланг.
Как вдруг у него сильно забилось сердце, пришлось даже удержаться за «бульдог» — так сильно закружилась голова. Сердце вот-вот выпрыгнет. Его замутило, казалось, сейчас его вырвет, а то и совсем разорвет. Крупные капли пота выступили у него на лбу. Он крикнул, позвал маму. И сразу же у него потемнело в глазах.
Мама слышала, что папа позвал ее:
— МаареШ
Но она ничуть не встревожилась. «Если очень надо, позовет еще раз»,— подумала она.
А папа больше не зовет.
Она уже про это и забыла, да ей пришло в голову спросить его, посыпать ли яблочный рулет сахарной пудрой. Она вышла из дома.
— Каре!..
Видит, папа лежит возле «бульдога». Она очень сильно испугалась.
Ганси еще сидел в это время в школе и ничего плохого не подозревал.
Полчаса спустя в школьном автобусе произошла сенсация:
— Эй, смотрите, «неотложная помощь»!
На бешеной скорости, с сиреной и голубой мигалкой машина «неотложной помощи» обогнала школьный автобус. Все машины отворачивали в сторонку и останавливались на обочине, чтобы санитарная машина могла проехать беспрепятственно и как -можно скорее.
— Что бы это могло случиться?
— Может, несчастный случай на стройке?
— Может, сердечный приступ у какой-нибудь старушки?
Сколько детей — столько предположений, и всем любопытно, что же случилось на самом деле. И Ганси тоже. Не так уж часто бывает, чтобы «неотложная помощь» приезжала в Ренценбах. Для этого надо, чтобы произошло что-то чрезвычайное.
Про машину «неотложки» разговору было, пока не вышли из автобуса. И пожалуй, хватило разговору и на остаток пути до дома. Может, осталось разговору и на обед, на кнедли с квашеной капустой, на суп с лапшой и
шоколадный пудинг, на оладьи и грушевый компот — смотря по тому, у кого что было на обед в разных домах Ренценбаха.
И только у Ганси дома вряд ли говорили о несчастном случае...
Во дворе стояла машина «неотложной помощи». Мужчины в белых халатах как раз закрывали дверцы. Мама садилась в машину, она уезжала с ни* в больницу.
Что-то случилось с папой! Ганси заплакал. Папу он так и не увидел. Что могло произойти? У Ганси все мысли перемешались. Папа может умереть. Что случилось? Никогда Ганси —ни сном ни духом —не подумал бы, что «неотложка» мчалась в Ренценбах из-за его папы.
Зашла соседка, фрау Фрейлингер. Она прошла с Ганси на кухню. Яблочный рулет все еще пекся в духовке. Пахло горелым, все было в чаду. Фрау Фрейлингер вынула яблочный рулет из духовки и ножом выскоблила горклое из формы.
— Можно наделать из этого угольных брикетов,—хотела она приободрить Ганси.
Но Ганси не хотел приободряться.