В дерзновенном полете

Это сказалось и в том, что Нобиле в общем-то легко поддался уговорам Лундборга и вылетел со льдины первым. Удачный прилет шведского летчика внушил ему уверенность, что спасение остальных пойдет дальше без сучка и задоринки. Прощаясь с остающимися на льдине, Нобиле говорил каждому:

— До свидания сегодня ночью!

Любой же мало-мальски опытный полярник знает, что в этих краях погода, да еще в июне — в самом начале полярной весны, меняется чуть ли не поминутно, что туманы могут задержать следующий рейс на недели и недели, что подвижка льдов переместит лагерь и его не просто будет заново найти, что первая и главная заповедь полярника — терпение, терпение и терпение.

Нобиле психологически не был подготовлен к напору Лундборга, преследовавшего собственные корыстные цели. Генерал не представлял себе, какой отклик в мире вызовет его неожиданный вылет со льдины. А уж о том, что ждет его в Италии, — фашистский суд, обвинение, разжалование — он, конечно, не мог и подумать. Да и не только он.

Теперь немного о составе самой экспедиции.

Ее научную часть представляли итальянский профессор Понтремолли, чех Бегоунек и швед Мальмгрен.

Кроме Мальмгрена, в составе экспедиции — ни одного настоящего полярника!

О нравственных мерках части членов экипажа дает вполне достаточное представление уход из лагеря Цаппи и Мариано. Особенно выразительно сущность морали западной цивилизации проявилась в судьбе Мальмгрена, в той, по меньшей мере странной смерти, на которую он оказался обреченным во время этого злополучного перехода. Поверим тому, что бывалый полярник выбился из сил, обморозил ноги, не мог идти дальше и добровольно обрек себя на смерть. Поверим, что южане, новички в Арктике, Цаппи и Мариано оказались выносливее шведа и, уступая его настоятельным просьбам, выдолбили ему топориком могилу в ледяном холме, забрали одежду и продовольствие и пошли себе дальше.

Больше того, Цаппи и Мариано утверждали, что Мальмгрен просил раскроить ему голову тем самым топориком, которым они потом вырубали ему могилу, чтобы не мучиться, замерзая в одиночестве.

Так рассказывал впоследствии Цаппи и на «Красине», и перед итальянским специальным судом (Мариано не рассказывал ничего, он лишь подтверждал все, что говорил его коллега).

Закроем глаза на многие несоответствия и противоречия в рассказах Цаппи.

Но ведь никуда не уйдешь от того факта, что двое мужчин, к тому же офицеров, оставили своего спутника, еще живого, умирать, не сделав никаких попыток спасти его.

А потом пришла очередь Мариано.

Когда «Красин» подобрал итальянцев на ледяном островке, Мариано лежал обессилевший и полураздетый. Цаппи же, полный сил, имел на себе три комплекта теплой одежды!..

И даже Нобиле, не желавший по понятным соображениям осуждать никого из своих спутников-соотечественников, не мог не сказать: «Я уверен, что Мальмгрен умер своей смертью. Но мне кажется, что Цаппи слишком спокойно бросил умирающего ученого во льдах… Еще немного — и от этого убийственного равнодушия погиб бы и Мариано. Он умер бы так же, как и Мальмгрен, если бы их не увидел советский летчик Чухновский.

Трудно, конечно, брать на себя смелость осуждать за поступки и решения, сделанные в таких тяжелых обстоятельствах, но мне кажется, что Цаппи и Мариано поступили бы куда лучше, останься они вместе с Мальмгреном».

Как уже говорилось, спасение экипажа дирижабля «Италия» стало большим международным делом. В нем участвовали шесть стран, направивших в общей сложности на поиски почти полторы тысячи человек, 16 кораблей и 22 самолета. Кстати, от участия в спасении потерпевших отказались Соединенные Штаты «за отсутствием средств» и Англия, «не нашедшая» в своей двухтысячной воздушной эскадре ни одного подходящего для действий на Севере самолета. Многие группы и экипажи, направленные зарубежными странами, действовали самоотверженно, часто с большим риском для себя. Но в целом участие представителей западноевропейских государств в этой кампании оказалось малоэффективным.

Вот характернейший пример.

Вспомогательное судно экспедиции Нобиле «Читта ди Милано» после исчезновения дирижабля становилось естественным центром поисковых работ. Но после перерыва радиосвязи с «Италией» 25 мая на судне даже не пытались организовать регулярное прослушивание эфира на диапазонах коротковолнового передатчика дирижабля. Радиостанция судна оказалась перегруженной собственной бесконечной корреспонденцией, имевшей мало общего с поисками потерпевших катастрофу.

Первым поймал радиосигналы нобилевцев советский радиолюбитель-коротковолновик Николай Шмидт, 19-летний комсомолец из села Вознесенье-Вохма Северо-Двинской губернии. Именно ему на рассвете 3 июня удалось принять сигнал бедствия, который больше недели слал в безответный эфир радист «Италии» Джузеппе Биаджи. Только после этого судно «Читта ди Милане» смогло установить связь с лагерем Нобиле.

Результатом работы всех зарубежных спасателей явилось снятие со льдины одного лишь Нобиле, снятие, не добавившее лавров ни Нобиле, ни Италии.