Я напоминаю ему о самонадеянности Криса и о сделанных им идиотских ошибках, о двух-трех вполне предотвратимых промахах, которые в конечном итоге стоили ему жизни. «Ну да, он облажался, – отвечает мне Роман, – но я восхищаюсь тем, что он пытался сделать. Месяц за месяцем жить вот так, на подножном корму, невероятно сложно. Я никогда такого не пробовал. Мало того, могу поспорить, что практически никто из тех, кто обвиняет Маккэндлесса в некомпетентности, тоже не пытался прожить таким образом больше недели-другой. У большинства людей нет никакого представления о том, насколько трудно на протяжении достаточно длительного времени жить только дарами природы, питаться только тем, что можешь добыть охотой или собирательством. А Маккэндлессу это почти что удалось».
«Я, наверно, просто не могу не отождествлять себя с этим парнем, – продолжает Роман, вороша палкой угли в костре, – мне, конечно, не хотелось бы это признавать, но не так-то много лет назад я легко мог бы оказаться в точно такой же ситуации. Мне кажется, что в первые мои приезды на Аляску я был очень похож на Маккэндлесса, такой же был молодой да горячий. А еще я уверен, что на Аляске предостаточно людей, которые по приезде сюда были такими же, как Маккэндлесс, причем и среди тех, кто сейчас его критикует. Может быть, они именно поэтому так на него и наезжают. Может, он слишком уж сильно напоминает им былых себя».
Этим наблюдением Роман лишний раз подчеркнул, насколько трудно нам, поглощенным рутиной повседневной взрослой жизни, вспомнить, как сильно трепали нас некогда ураганы юношеских страстей и желаний. Как сказал отец Эверетта Рюсса спустя много лет после исчезновения двадцатилетнего сына в пустыне: «Взрослому не понять полетов души подростка. Мне думается, мы все очень плохо понимали Эверетта».
Мы с Романом и Эндрю засиживаемся глубоко за полночь, пытаясь разобраться в жизни и смерти Маккэндлесса, но его сущность ускользает от нас, оставаясь чем-то неопределенным и призрачным. Паузы становятся все длиннее, и беседа со временем угасает окончательно. Когда я, взяв свой спальный мешок, ухожу от костра, чтобы найти место для ночевки, первые мазки рассветного зарева уже начинают выбеливать краешек неба на северо-востоке. Хотя на улице тучи комаров, а автобус, несомненно, даст возможность хоть как-то от них спрятаться, я принимаю решение спать снаружи «Фэрбенкса 142». Точно так же, замечаю я, погружаясь в сон, делают и остальные.
Глава восемнадцатая. Картофельные семена
Современному человеку практически невозможно представить себе, каково это – кормиться охотой. Жизнь кажется охотнику сплошным тяжелым путешествием, которому не видать ни конца, ни края… Жизнь его наполнена постоянными опасениями, что в следующий раз он не сможет загнать зверя, что вдруг не сработает ловушка или капкан, что в этом сезоне животные уйдут на другие пастбища. Но, прежде всего, жизнь охотника несет в себе постоянную угрозу лишений и голодной смерти.