Туловище вполне соответствовало человеческому строением, не считая мелких деталей в виде шести сосков; руки были почти человеческие, разве что пальцы коротковаты, а сама ладонь длиннее; небольшие чёрные когти, не втягиваемые; строение ног отличалось заметно сильнее — они были несколько коротковаты в соотношении с человеческими; длинная стопа, задранная пятка, на таких ногах удобно быстро бегать и высоко прыгать, а вот лазать и карабкаться человеку было бы много сподручнее. Ну и хвост, конечно, не большой и не маленький, не рудиментарный.
В памяти человечества псоглавы остались мохнатыми, но этот шерсти не имел, лишь начинавшуюся между ушей гриву чёрных волос, что струилась вдоль шеи, да жёсткую бесцветную щетину по остальному телу.
Вот такая диковинка. Не будь при нём признаков наличия интеллекта, то есть рукотворных предметов, Тобиус счёл бы киноцефала простым чудовищем и давно уже зарисовывал бы его внутренние органы в своей книге.
Он не спал всю ночь, прослеживая состояние нелюдя, готовя в собственном магическом котле уху и вместе с тем, пытаясь разобраться в том, из чего состоял образец клейкой ловушки.
Удалось выяснить пока что немного, например, её свойства не терялись спустя длительное время после отторжения от остального организма. Лоскут всё ещё хранил липкость, влажно блестел и напоминал своим видом тесто. К нему до сих пор крепилась овчина, шерстяные штаны, шерстяная же сумка, кожаная фляжка с водой, ножны, из которых удалось вытянуть каменный нож и некоторые срезанные по живому куски киноцефаловой кожи. Зачарованный бронзовый нож, то есть атам Тобиуса, тем не менее неплохо смог справиться с этой неведомой тканью, пластая её на куски. Как показали нехитрые опыты, кроме металла к ней также не липла древесина, камень, любые предметы неживотного происхождения.
Время шло к полудню, когда нелюдь стал пробуждаться. Он открыл свои крошечные тёмные глазки, разделённые широченной линией носа и ещё долго не понимал, где он и что он. Возможно, его удивляли светящиеся бабочки, плавно кружившие под крышей, которую он не знал, не мог знать. Набравшись сил, киноцефал начал осматриваться, и давалось ему это большим трудом. Рядом с собой он обнаружил две глубокие пиалы, в одной ждала уха, в другой — чистая вода. В сторонке, на торчавшем из стены крюке висел паривший котёл.
Он нуждался в пище и ещё больше в воде, однако разум диктовал осторожность и нелюдь подслеповато осматривался. Тобиус изучал его под покровом чар Глазоотвода, но вскоре киноцефал слабо зарычал, глядя в сторону волшебника. Острые уши стояли торчком, нос чутко принюхивался.
— Я надеялся, что запах ухи укроет меня, — хмыкнул Тобиус, развеивая плетение. — Но твой нос не проведёшь, верно?
— Мряу!
Лаухальганда с любопытством покатился к пациенту, но был отозван обратно.
— Вижу, ты насторожен и ничего не понимаешь, приятель. Очень сложно устанавливать первый контакт.
В руках Тобиуса появилось немного Лака Обновления, мультифункциональной субстанции, похожей на янтарную смолу, которая по воле создателя могла менять свои свойства, становиться твёрдой, как обожжённая керамика, например. Осторожно набрав себе ухи в оформленную пиалу, он без аппетита стал есть, показывая, что это безопасно, однако киноцефал не сводил с него подслеповатых глаз и не прекращал рычать.
— Понимаю, понимаю. Иллюзия безопасности лучше, чем вообще ничего.
Тобиус показал пациенту каменный нож и позволил оружию плавно перелететь по воздуху обратно к хозяину; тренировки с кирпичами не прошли даром. Эта мелочь немного успокоила нелюдя и, глядя как волшебник ест, псоглав тоже потихоньку стал. Вода в пиале не кончалась, а вторая пиала летала к котлу за новыми порциями супа, в котором всё же не хватало овощей. Трудно было сказать, что подобные фокусы спасённому нравились, он крепко держал своё смешное оружие, непроизвольно морщил морду в оскале, но уже не рычал, жадно ел и пил. Набив же брюхо, киноцефал притих под просторной крапивной рубахой и не сводил со спасителя взгляда.
— Что ж, раз мы так мило сидим, греемся тут, можешь поглядеть сюда.
На дощатом полу был расстелен порядком уже покромсанный лоскут плоти, к которому прилипли вещи киноцефала, а также некоторые фрагменты. Затем Тобиус бросил в его сторону несколько предметов. Тот встрепенулся, зарычал громче, но видя, что нападение не продолжается, присмотрелся к брошенным вещам, — почерневшим пальцам, ушам. Потребовалось немного времени, чтобы он понял и стал смотреть на себя, на свои новые кусочки, на участки кожи, лишённые щетины и отличавшиеся ярко-розовым цветом от остальной, бледной, такой человеческой кожи. Новые розовые пальцы на руке и ногах, а ещё уши, длинные, острые. Прежде правое отсутствовало наполовину, старая рана, теперь же оба уха были целы, как новенькие.
— Не за что. Благодари судьбу, что колокольчики не отморозил, их я восстановить не смог бы.