В Дикой земле

Один из трёх выходов вёл на своего рода балкон, небольшую площадку, где спиной к человеку сидел некто крупный, облачённый в лохматый плащ рыжей шерсти. Он-то и колотил по чему-то невидимому, вскидывая длинные руки, да так увлечённо, что ничего вокруг себя не замечал. Кошачьим шагом Тобиус направился к незнакомцу, ощущая на кончиках пальцев сразу несколько заклинаний, способных обездвижить и лишить сознания.

Что-то круглое выкатилось из глубокой тени и подпрыгнуло высоко, издав радостной «мря!».

Тук-тук… — ритм сломался и неизвестный замер.

Минута прошла, за ней вторая. Наконец музыкант приподнялся неспешно и обернулся, загородив собой весь проём. На Тобиуса уставилась огромная рыжая обезьяна, сжимавшая в каждой руке по внушительной деревянной дубине. Лицо существа было почти круглым из-за двух боковых наростов, эдакий чёрный, поросший седой щетиной блин. Тёмные глаза казались маленькими на фоне такого-то богатства, нос был вдавлен в череп, как и у большинства других обезьян, челюсти заметно выпирали, а по бокам ото рта рыжели усы, переходившие в бороду. Примат носил свою длинную шерсть как огненную мантию, полы которой мели сор по хижине, стоило сделать шаг. В противовес длиннющим рукам, ноги были коротки и едва виднелись из-под огромного брюха.

Обезьяна приблизилась осторожно, не делая резких выпадов. Дубины были заблаговременно оставлены позади, вероятно, в знак доброй воли. Хотя при таких размерах и мышцах, существо едва ли уступало в силе мохобороду1, а мохобород мог сломать человека пополам без особой натуги. Даже опираясь на руки, абориген немного возвышался над человеком, это очень хорошо чувствовалось на расстоянии в несколько шагов, как и запах. А потом обезьяна села, подтянула ноги под брюхо и подпёрла голову чёрными кулачищами.

# # 1 Разумные лесные гиганты (в полтора раза выше и в два раза шире человека), обитающие в лесах фронтира между Вестеррайхом и Дикой землёй, а также в более глубоком Дикоземье. Иногда отправляются в человеческие королевства на заработки.

— Что, не будем продолжать обмениваться любезностями? У меня левая половина лица огнём горит, может, хочешь и правую с ней уравновесить? А потом я тебе задам. Эту морду, пожалуй, круглее уж не сделать, такую-то ряху, но я что-нибудь придумал бы …

— Уа Вийджа! — выдала обезьяна, тыкая себя скрюченными пальцами в пузо.

— Хочешь сожрать меня? Или нет? Рискну поверить в лучшее для разнообразия. Уа Тобиус!

— Ыйи-и-и-и! — Улыбка хозяина состояла из крупных жёлтых зубов, совершенно тупых. Клыки тоже имелись, но довольно скромные для такого крупного существа.

— Фитафаг, да? Хербивор?

— Мря! Мря! Мряу!

— Да неужто? — Волшебник скосил на компаньона взгляд. — Ты его понимаешь?

— Мря!

Собственно, в этом не следовало сомневаться. Лаухальганда являлся магическим существом неизвестной, непознанной природы. Он общался не на языках, доступных смертным, а собственными мыслеобразами, сопряжёнными со звуковыми сигналами. Вообще-то, общаться с ушастым мячом могло любое разумное существо, но для того было потребно настроиться, что получалось далеко не у всех и далеко не сразу.

— У меня всё ещё шумит в голове, болит лицо, челюсть щёлкает, шатается несколько зубов, потому что он ударил меня, однако я готов говорить, если он готов. Это же он, верно?

Покряхтывая, волшебник тоже сел, прямо на пол. Лаухальганда занял место между двумя разумными существами, облизнулся и замяукал. Когда кто-то из них говорил, ушастый мячик повторял за ним, выдавая противоположной стороне смысл сказанного. Дальше всё зависело оттого, насколько хорошей памятью обладали собеседники, как сильны были их лингвистические способности.

Тобиус, из-за осложнений со здоровьем, немного плавал, однако самой природой данная ему способность к языкам, не подводила. Маг упрямо запихивал в память новые сочетания звуков, намертво привязывая их к смыслам, игнорируя звон в ухе и головокружение. С собеседником тоже повезло, — Вийджа оказался весьма хваток на слова. Трудно было поверить, но этот пахучий субъект, чья кожа была ему велика на несколько размеров, одетый лишь в собственную шерсть да деревянные бусы, был весьма умён. Он быстро постигал вестерринг и умело объяснял нюансы собственной речи через переводчика, был терпелив, усидчив и почти не портил воздух, как бы требовательно ни булькал его необъятный живот. Таким образом к концу первого дня знакомства оба собеседника уже знали азы и благом для обоих явилась схожесть не только речевых аппаратов, но и паттернов мышления. Оказалось, что люди и симианы, были очень друг на друга похожи. Ах да, сами себя эти разумные обезьяня называли словом «сару», что значило «народ».

— Я Вийджа, — говорил хозяин древесной хижины, подкладывая на камень хворосту, — Вийджа из народа понхи!

— Сару-понхи, значит? Понхи, понхи… — бормотал Тобиус, припоминая, что это слово сегодня уже звучало.

— Понхи! — Огромная чёрная ладонь аборигена протянулась к пламени. — Понхи!

— Верно, огонь… Ты из Огненного народа? Сару-понхи — Огненный народ?