В Дикой земле

Оглядевшись, он не обнаружил своего компаньона поблизости, однако внимание привлекла статуэтка, стоявшая на каминной полке. Прошлой ночью он не заметил её, но теперь вещица бросилась в глаза, видимо, очень старая, из почерневшего дерева, но всё равно до странности завораживающая. Неизвестный резчик изобразил в причудливой соблазнительной позе женщину без одежд, сидевшую на коленях спиной вполоборота к созерцателю. Привлекала внимание изящная плавная линия позвоночника, волнующий изгиб длинной шеи, груди с острыми сосками. Она была бы совсем обворожительна, кабы имела лик молодой девы, а не юной козочки, и кабы ноги её не были покрыты мехом, и не оканчивались раздвоенными копытцами. Статуэтка вызывала одновременно отторжение и необъяснимое притяжение, которые боролись, сменяя друг друга, и, если провести перед ней достаточно долгое время, Тобиус думал, можно было сойти с ума.

— Довольно возиться, копуша! — донеслось снаружи. — Иди чай пить!

Перекинув сумку через плечо и взяв сапоги в руку, волшебник босым вышел на крыльцо, чтобы стать там и глубоко вдохнуть ароматы цветения. Прошлой ночью ему не померещилось, — воздух внутри большого кромлеха был прогрет и пах летом. При свете дня распустились цветы, над которыми теперь перепархивали бабочки, жужжали пчёлы. Кое-где в траве белели шкурки кроликов… За пределами же каменного круга царствовала осень. Деревья там уже частью лишились жёлто-красного убранства, да и небо не радовало голубизной. Казалось, будто лучи солнца светили в полную силу лишь для этой поляны.

Под окном домика прямо на траву был поставлен стол и два кресла. Старушке хватило сил перенести наружу мебель; и времени, — чтобы заставить скатерть снедью. Посреди всего царственно возвышался старый, мятый, но очень большой чайник, гревшийся на чаше с горячими углями и непрестанно выдыхавший пар. А кроме него на тарелках горками были навалены лесные ягоды всех видов и сезонов созревания, горшочки с мёдом жидким и тарелки с сотами, судя по запаху, дикого, липового мёда; обильно были нажарены и напечены оладьи и блины, ватрушки, а также лимонные, клюквенные и вишнёвые пирожки; исходила душистым паром большая кружка круто заваренного чая. Маг с ходу различил запахи мяты и тимьяна ползучего.

— Садись, завтракай. Сейчас уж обед, но я не стала тебя будить.

— Спасибо…

— Хотя могла бы, ведь ты проспал пять дней и ночей подряд.

— Сколько?!

— Устал, мальчишка, набегался, оно и ясно. Ешь.

Старушка сменила большое «звериное» кресло на изящное кресло-качалку и спокойно покачивалась теперь слева от стола. Если в ночь своего появления Тобиус и мог разглядеть в ней тень таинственной, мистической силы, то при свете дня он видел пред собой лишь маленькую сморщенную толстушку, совершенно безобидную хрупкую женщину во вдовьем платье. Лишь пара моментов его немного смутили, — колени старицы укрывал плед, бывший, совершенно точно, мимиком, а поверх него мурлыкал, позволяя гладить себя, Лаухальганда. Мало кого Тобиусовы компаньоны допускали принимали так близко.

Усевшись за стол, маг с тревожным предчувствием обозрел горизонт грядущих свершений.

— Не вздыхай так, всего есть не обязательно. И можешь говорить. Чай зовётся напитком мудрецов, потому что за ним протекают самые осмысленные беседы.

Кивнув, серый волшебник отхлебнул горячего и крепкого чая, отломил ножом и отправил в рот кусок медовых сот.

— Как мне обращаться к вам, госпожа?

— Для тебя я бабушка Эгге, мальчишка. Хотя, за время своих путешествий ты мог слышать иное моё имя…

— Карга Лесов? Да, я уже дога…

Взгляд, брошенный старушкой искоса, не на шутку обеспокоил рива. Ему почудилось, что в маленьких заплывших глазках полыхнуло алым.

— Простите… я… больше… не буду вас перебивать.

— Уж лучше бы тебе своё слово сдержать, Тобиус из Ривена. Ага, твоё имя мне известно, можешь не утруждаться представлениями, волшебник. Я, знаешь ли, приглядывала за тобой, и ты какое-то время ухитрялся замечать меня. Но потом привык и «ослеп». Хах, люди! Вы и драконов замечать перестали бы, коли те не палили б вас огнём!

Эгге скрипуче рассмеялась.

— Спасибо, — сказал маг, свернув трубочкой блин, смазанный малиновым вареньем, — без вашей помощи я сейчас переваривался бы в брюхе чудовища.

— Нет-нет, мальчишка, нет! Ярон не таков. Даже в самом жутком бешенстве он не подарил бы тебе быстрой смерти. Твоя агония длилась бы веками, не сомневайся.

Он нервно проглотил блин.

— А вы, бабушка Эгге, хорошо знакомы с привычками… этого существа.

— Мать должна знать своих детей, — пожала старушка покатыми плечами, — иначе что она за мать такая, верно?

Волшебник долго прихлёбывал чай, заедая восхитительно вкусными блинами и оладьями, вымазанными свежей сметаной и пытаясь при этом осознать услышанное.

— Вы… — начал серый нерешительно, — вы дали жизнь… этому?

— И этому и многим другим. Хм. Знаешь, мальчишка, я могла бы пуститься в воспоминания о делах былых, окунуться в собственную древность, поведать историю… да не буду. Всё, что нужно тебе знать, — в прежние времена я была богиней. Встречал богов на своём пути уже?