В дни Бородина

Император Александр Павлович прекрасно помнил, как кончили свои дни его папенька Павел Петрович и дед Петр Федорович, и теперь сам опасался того же конца. Ведь все монархи в Российской империи, начиная с Петра Великого и заканчивая им самим, приходили к власти не по закону, а в результате цареубийств и дворцовых переворотов. «Не стоит говорить ни «да» ни «нет», – вдруг подумал он, – ведь мне совсем ничего не известно. Быть может, следует приказать заложить кареты и, пока не зарядили осенние проливные дожди, самому поехать разобраться со всем на месте. Ведь если тот, кто называет себя артанским князем Серегиным, обычный шарлатан, то он мне ничем не опасен, а если он и в самом деле послан сюда с небес для того, чтобы карать и миловать, то от него не укроешься ни в Петербурге, ни даже на Камчатке. Так что ехать к армии надо непременно. Для начала можно объявить, что император лично собирается наградить героев, одолевших супостата, а там, на месте, дальше будет видно. В конце концов, если когда-то у него получилось договориться с Бонапартием, так, может, теперь получится заключить договор и с Артанским князем – чай, он будет не страшнее Корсиканского Чудовища…

Четыреста семидесятый день в мире Содома. Утро. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.

Сегодня уже неделя, как мы хулиганим в мире тысяча восемьсот двенадцатого года, и можно подводить первые итоги и смотреть, что у нас в сухом остатке. А в остатке пока только разгром Наполеона, пленение его армии и пополнение моего собственного войска новыми рекрутами, что хорошо, но совершенно недостаточно. Стоит нам уйти, оставив дела в таком положении, в каком они находятся сейчас – все моментально вернется на круги своя. Наполеона, если мы его отпустим, как-нибудь добьют, в Париже реставрируют Бурбонов, Александр Павлович закрутит свою прежнюю кадриль с прусаками, австрийцами и британцами; и история, немного побурлив, войдет в свои берега. А нам этого не надо, не для того все это, в конце концов, затевалось. И, как ни крути, главный винтик в этой мясорубке все же Александр Павлович, без его низкопоклонства перед протестантским Западом вся эта конструкция рассыпается на запчасти.

– Да нет же, Сергей Сергеевич, – отвечает мне мой начштаба Половцев, которого я в числе многих позвал на мозговой штурм, – не в одном Александре Павловиче тут дело. Наполеон Бонапарт тоже был деятель хоть куда, который сам не понимал, чего хочет. Затяжная война в Испании, такое же затяжное противоборство на море с Англией, Континентальная блокада, несколько войн подряд с различными европейскими коалициями, в результате которых ему удалось если не съесть, то хотя бы понадкусать всю Европу. Делить с ним что-то считалось занятием безнадежным, ведь в любой момент Императору могла попасть под хвост новая вожжа, после чего он мог объявить войну своему вчерашнему союзнику.

– Ну, – сказал я, выступая в роли адвоката, – совсем уже немотивированных войн со стороны Бонапарта вроде бы не было. Антифранцузские коалиции возникали помимо его воли, и он давил их, пытаясь затаптывать тлеющие пожары. В одном месте затухло, в другом полыхнуло. И Англия нет-нет плещет керосинчиком на тлеющие угли.

– Вот именно, что пытался затаптывать, – сказал Половцев. – Даже в тех землях, где власть французов крепка, Наполеона всего лишь терпят, но это только пока он силен. Вы все помните, что началось в Главном потоке после того, как армия Наполеона подверглась разгрому на просторах России, а потом стала терпеть поражения и на европейский полях. Да и как же французы могли побеждать, если их прославленные ветераны полегли в безумном походе до Москвы и обратно, а пришедшие им на смену новые рекруты не обладали ни выучкой, ни куражом былых победителей Европы. А русская армия, напротив, выросшая численно за счет мобилизаций ополченцев, окрепшая в боях и научившаяся побеждать, раз за разом била прославленных наполеоновских генералов и маршалов; а то, что происходило после битвы при Лейпциге, иначе как агонией назвать уже нельзя…

– Известие о поражении и пленении Наполеона до Парижа, Берлина, Вены и иных столиц еще не дошло, – сказала моя супруга, – а вот когда дойдет, вот тогда настанет время выносить святых, а потом заносить обратно. Монархи, еще вчера верные своему господину, тут же взбеленятся и начнут куролесить кто во что горазд. Австрийская супружница Бонапарта, сунув младенца под мышку, рванет к папеньке в Вену. Итальянское и Неаполитанское королевства низложат своих монархов, нынешних Наполеоновских маршалов. В Испании с новой силой полыхнет герилья. А в Париже какой-нибудь наскоро сляпанный Регентский совет начнет зазывать на царствование беглых Бурбонов. Реставрация, Людовик восемнадцатый и прочее бла-бла-бла, как в нашем прошлом, только на два года раньше и без оккупации территории Франции иностранными войсками…