В дни Каракаллы

– А вдруг будет буря и мы все погибнем? – ужасалась Делия.

Но Вергилиан успокаивал ее:

– Не бойся ничего. «Фортуна» – прекрасный корабль и выдержит любое испытание. Время для плавания еще спокойное, и ты без всяких помех прибудешь в Александрию, где тебя вылечит Филоктет. Кроме того, морской воздух улучшает аппетит. Ты будешь здоровой.

– Быть может, я увижу мать, если она еще жива?

– Александрия – огромный город, но мы разыщем ее. Вергилиан улыбался при мысли, что снова увидит Аммония, но какая-то усталость сковывала его радость. Поэт решил, что доставит Делию в Александрию, а сам со мной и Скрибонием поплывет в Лаодикею и только по окончании всех дел вернется к Делии, порученной заботам знаменитых александрийских врачей.

Делия по-прежнему сгорала в необъяснимом огне, хотя счастливо улыбалась, когда видела что-нибудь приятное – закат над морем, или пухлого младенца на руках у матери, или искусно вырезанную на раковине камею. По-прежнему мы беседовали вчетвером, сидя на каменной скамье, откуда открывался чудесный вид на морское пространство.

Иногда Вергилиан дразнил христианку:

– Выслушай меня внимательно, Делия. Я не из тех, которые предполагают, что на христианских трапезах совершаются оргии. Но объясни мне: как могло быть, что какой-то рассеянный иудей провел во чреве кита три дня и три ночи и не был переварен огромной рыбой? Или, например, это христианское верование в воскресение мертвых! Как возможно восстановить из праха человеческое тело? Кажется, у Цельса я читал такой пример. Человек утонул в море. Его пожрали мурены. Рыбаки изловили мурен сетями и съели рыб с солью и перцем. Но во время бури погибли и рыбаки, и их трупы, выброшенные на берег, пожрали собаки… Где же искать тело того человека? И как оно может восстановиться в первоначальном виде из кишечника дикого зверя или хотя бы из погребальной урны? Вроде тех, что изготовляет Аквилин. Скажи, Делия, восставшие из гробов, лысые в час смерти, будут с волосами или останутся плешивыми?

Делия смеялась. Я мысленно упрекал друга за то, что он разрушает счастливую веру слабой женщины.

Вергилиану самому становилось неловко, он прекращал насмешки над верованиями Делии, и разговор переходил на другие предметы. Возлюбленная поэта жила в том мире, куда для нас не было доступа. Там царила покорность, а Вергилиан хотел разговаривать с богами как равный. Он не боялся кары: по его убеждению, над миром царит слепая судьба, и человеку нет спасения ни от богов, ни от людей.

И вдруг мы увидели, что Делия плачет.

– Ты плачешь, Делия? – спросил Вергилиан с нежностью. – Я огорчил тебя глупыми шутками?

– Нет. Я вспомнила свои детские годы.

– Ты никогда не рассказывала мне о детстве, Делия.

– Ты же знаешь. Я родилась в Александрии. В самом замечательном городе на земле. Мы жили в предместье, отец мой был поденщиком, а мать занималась по хозяйству, и оба считали себя христианами. Мне с детских лет хотелось танцевать. Но он запрещал.

– Кто – он? Отец?

– Пресвитер. Я убегала и кружилась где-нибудь в укромном месте, пока не падала на землю. Однажды меня увидела мать и побила. Я посещала тайком сады Сераписа. Там выступали уличные танцовщицы. Один раз соседка взяла меня на народное представление, и тогда я увидела впервые танцовщиц, исполнявших пляски под музыку арф. А когда мне исполнилось двенадцать лет, меня похитили бродячие мимы, и я стала женой патрона.

– Как же они могли тебя похитить?

– Я пришла к ним и сказала, что хочу плясать. Они сделали мне испытание, похвалили мою грацию и сказали, что, если я останусь с ними, у меня будут красивые одежды и всякие украшения. Я оставила мать и уехала с мимами.

– Куда?

– В Канон. А потом мы уплыли на корабле в Сирию, и там я танцевала во многих городах.

– Как звали твоего мужа?

– Евтропий. Когда мы были в Пальмире, его изгнали из города за какой-то проступок, но вскоре он умер в Антиохии, и там я услышала, что в Италии очень ценят египетские танцы. Добравшись до Рима, мы поселились на улице Дельфина, в гостинице Симона, и там я жила, пока однажды нас не позвали показать свои танцы на одной пирушке и меня увидел Аквилин. Он поселил меня в большом доме, подарил мне рабынь. Остальное ты знаешь… И вот теперь я снова увижу Александрию и, может быть, мать, когда она пойдет на базар и мы найдем ее там. Она, вероятно, думает, что меня уже нет в живых.

– А где твой отец?

– Отец умер. Мне рассказали об этом александрийские корабельщики. Они привозили тогда в Лаодикею папирус.

IX