В дни Каракаллы

Для большей живости я записал все так, как мне рассказывал это Вергилиан, как будто бы я сам являлся свидетелем событий. Но приходилось сложить таблички, потому что мы приближались к Остии и все находившиеся на корабле проявляли большое волнение по поводу прибытия.

Берег подплывал все ближе и ближе и вместе с ним – залитый солнцем спускающийся к морю город. Я впился глазами в открывшуюся картину. На каменном портовом возвышении стояла огромная квадрига слонов, воздвигнутая каким-нибудь африканцем из Феццаны, разбогатевшим на торговле клыками. У пристаней замерли корабли, и происходила обычная в таких местах человеческая суета. Видно было, как под арками ближайшей улицы толпились торговцы и совершали сделки, пересыпая зерно с ладони на ладонь, пробуя его качество на зуб. Менялы разложили на мраморных прилавках серебряные монеты. Грузчики, только с жалкой тряпицей вокруг бедер, носили по зыбким мосткам, переброшенным с пристани на торговые корабли, амфоры. Шестерка серых волов медлительно влекла повозку с чудовищной глыбой мрамора, из которой, может быть, резец ваятеля создаст новую статую императора. Деревянные колеса повозки, сплошные, без спиц, немилосердно скрипели, и возчики поминутно хлопали бичами. На набережной тянулись кабачки, таверны, склады, канатные лавки, и повсюду толпился народ. Над лесом голых мачт, над колоннадой храма Нептуна и над квадригой бронзовых слонов кружились чайки. Мы поспешили с Вергилианом сойти на берег. Так я ступил на священную землю Италии.

Но прошло три дня, прежде чем нам удалось нанять повозку, чтобы отправиться в Рим, так как слишком много людей желали попасть в столицу мира, и, воспользовавшись невольной задержкой, я бродил по Остии, удивляясь ее торговому оживлению. Товары стекаются в этот город со всех концов земли. Италия свозит сюда тонкие вина и благоухающие плоды, многочисленные корабли доставляют из Египта пшеницу и дорогой моему сердцу папирус, из Эллады – мрамор, статуи и оливковое масло, из Сирии – тонкое стекло, из Аравии – благовония, из Индии – пряности и кораллы, из далекой Серики – шелк, а из африканского города Сабрата – огромных слонов.

Несколько раз я отправлялся на форум, среди которого стоит храм Аноны Августы, а вокруг высятся колоннады и раскрывают широкие двери таверны с черно-белым мозаичным полом. В них не торгуют вином, а помещаются коллегии конопатчиков, изготовителей веревок, измерителей зерна, выделывателей снастей и прочих ремесленников, имеющих отношение к корабельному делу. Дальше, насколько хватает глаз, тянутся склады пшеницы, воска, папируса и других товаров…

III

В конце концов остийская суета мне надоела, и я был рад, когда очутился в Риме. Отдохнув после морского путешествия и представив сенатору подробный отчет о выполненных денежных операциях, Вергилиан поспешил окунуться в городскую жизнь. Дядюшка остался доволен деятельностью племянника и не только намекнул о своем благожелательном отношении к нему в завещании, но даже вручил значительную сумму, которую поэт тут же решил потратить на книги и всякие развлечения.

Прежде всего Вергилиан поспешил к Скрибонию. Ему сообщили, что сатирический поэт проживает теперь где-то в Субурре, на улице Дельфина, в гостинице иудея Симона. Вскоре мы отправились туда, и я был в восторге, что познакомлюсь с таким замечательным человеком.

За несколько дней до этого в Субурре, на той же улице Дельфина, названной так по общественному фонтану, где местные хозяйки и водоносы берут воду, с ужасным грохотом рухнул шестиэтажный доходный дом, принадлежавший квартирной компании, одним из пайщиков которой был куратор антониновских бань Нестор. Во время катастрофы погибло немало бедняков, ютившихся в вонючих каморках этого мрачного здания, но едва ли обвал очень взволновал куратора, так как дом был застрахован в Тибуртинском банке и, кроме того, кирпичи и балки могли пойти на новое строительство.

По дороге к Скрибонию мы остановились у развалин, под которыми, как мы поняли из замечаний случайных зевак, еще оставались трупы погибших. О них мало кто беспокоился, но мы спрашивали себя, не в этом ли доме жил Скрибоний.

Наступил полдень. Поденщики, разбиравшие на месте катастрофы строительные материалы, прекратили работу, чтобы подкрепиться пищей. Двое из них, сидя на огромной гнилой доске, беседовали между собой. Выяснилось, что одного из них звали Лукан, другого – Квинт, а их разговор напомнил мне о Томах и нашей простой жизни.

Квинт, со щетиной неопределенного цвета на провалившихся щеках и с морщинистым, низким лбом, старательно жевал черствую ячменную лепешку, рассказывая приятелю о своей жизни:

– Был у меня участок земли в три югера, друг Лукан, и пара волов.

Лукан мало чем отличался своей наружностью от Квинта.

– Сицилийских?

– Сицилийских, мой друг. Серых, как мыши!