В дни окаянные

"Даже самые возмутительные гнусности вызывали у представителей революционной демократии такое же отношение, какое у ослепленной любовью мамаши вызывают скверные шалости избалованного ребенка".

По мере углубления революции демократия становилась все более снисходительной в оценке поступков совершенно разнуздавшейся толпы.

Для России принципиально важным остается вопрос, "почему идейный большевизм и вообще революционная демократия увлекли за собой так много преступных и дурных элементов". Ответа нет до сих пор. И не будет, пока продолжается поиск отдельных "виновников всех бед".

Зимой 1917 и в первой половине 1918 года в Москве сохранялись признаки обычной городской жизни: работал телефон, договаривались и приходили гости, иногда музицировали "в четыре руки". Работали театры, толпа перед сеансом собиралась у дверей кинематографа. Вечером старались не выходить на улицу, город был без огней, могильно-темный. Но с раннего утра город оживал: ползли по улицам редкие переполненные трамваи, газетчики громко выкрикивали последние новости, продавали газеты. В первую половину 1918 года в Москве закрыли не менее 30 "буржуазных" газет, но они продолжали выходить под новыми названиями. В грязном пригородном поезде с выбитыми стеклами в апреле 1918 года Веселовский видел в руках мастеровых и крестьян самые разнообразные газеты, но только не официальные "Известия".

К концу 1918 года повседневная жизнь стала трудной, просто невыносимой.

Веселовский записывает в январе 1919 года:

"Один день жизни равен месяцу... Все мысли и силы сосредоточены на том, чтобы быть сытым, не заболеть и поддержать свою семью". Перед Новым годом все были в подавленном состоянии: магазины заперты, по карточкам почти ничего не выдают. "Карточная система есть наглое издевательство над потребителем...Старые запасы делят между "своими"". "Потребитель — некоммунист давно бы начал вымирать, если бы не имел возможности покупать по бешеным ценам у спекулянтов разные продукты". В начале 1919 года стали заметны признаки одичания. "Усталость и апатия так велики, что не удалось на Татьянин день устроить вечеринку с пустым чаем и черным хлебом".

И в доме, и в университете не топят, вид у профессоров измученный и плачевный. Многие перестали скрывать нужду и упадок духа. На улицах темно, в домах часто гаснет свет, во тьме происходят грабежи случайных прохожих. В Сокольниках ограбили и выбросили из автомобиля Ленина. От сыпного тифа умирают близкие. Остались редкие оптимисты: известный историк Петрушевский "переносит все, сидит дома в пальто и картузе и уверенно говорит о неминуемой перемене декораций". "Я не жду такого исхода..."

"Живешь изо дня в день. Не веришь ничему хорошему... Какое-то тупое равнодушие". "Каждую неделю исчезают предметы общего потребления, некоторые товары дошли до такой цены, что не хватает никаких средств их покупать".

В 1919 году Веселовский занят промыслом, нам понятным: